Квакеры «Создатели рая» - страница 21

– И всё равно у неё живот, как у беременной.

Гарриет заиграла лёгкую мелодию.

Вошёл Уильям Пэнн.

Вздохнул:

– С годами обаяния становится всё меньше, а весу на талии всё больше.

– Хам и брюзга. Постеснялся бы людей. Или так выглядит интерпретация идеальных семейных отношений?

– Я вообще-то о себе… Ну, вот и зима пришла.

– Ты о чём?

– Зима настала, говорю, в наших отношениях.

– Перестал любить из-за того, что я потолстела? Какая глупость! Значит, ты любил не меня, а мою телесную оболочку.

Тут в комнату постучал и с соизволения вошёл сын.

– Папа, мама, я хочу жениться на Шейле Клинджел, – с порога заявил он.

Гарриет выпроводила служанок и спросила Патрика:

– Как давно ты её знаешь?

– Только что видел впервые.

– Это не любовь. Это тебе верно фоморы вскружили голову. Как, не зная человека, желать заполучить его в спутники жизни? – отчитывала мать сына.

– Причём тут фоморы – ирландские нижние демоны, что заведуют плодородием и магией?

– А, по-моему, именно фоморы здесь постарались: на лицо – тяга к телесным утехам и магия красоты, – не сдавалась мать, – Забудь и успокойся. Она ниже нашей семьи рангом.

– А как же ваша квакерская уравниловка?

– Успокойся, – настойчиво повторила Гарриет.

– Эта девушка послана мне Богом, так зачем мне успокаиваться?

– Мой сын заговорил о Боге! Эта девушка благотворно на него влияет! Свадьбе быть, – обрадовался глава семьи.

– Я назначил смотрины на субботу, – взахлёб от радости сообщал Патрик.

– Прекрасно! – хлопнул сына по плечу Уильям Пэнн.

Гарриет сникла. А через минуту упала в обморок.

Патрик побежал за доктором.

Муж отнёс её на кровать.

Эскулап появился, когда Уильям Пэнн привёл жену в чувство, давая нюхать специальную соль.

– Что такая болезненная? – весело осведомился врач.

– Вырождаемся, как вид… – шутила в ответ Гарриет, глянув на сына добавила, – И как класс.

Целитель достал из саквояжа куклу и попросил:

– Покажите, что у Вас болит.

Дотрагиваться до женщины, особенно знатной, не мог ни один врач, это каралось долгими годами тюремного заключения. Да и ни одна женщина не снесла бы такого позора, как ощутить на своём теле прикосновение чужого мужчины.

– Даже не знаю… Внезапно нападает страх и становится плохо. Хотя… бывает ощущение, что сжимается правая часть мозга.

– Вот как, – усмехнулся муж.– Злоупотребляешь клизмами, а отражается на мозге.

Врач осуждающе взглянул на главу колонии.

Мэри Маркхэм вошла в класс для индейцев. Множество тёмных глаз туземцев с интересом уставились на неё. Девушка пробурчала приветствие, борясь с конфузом, прошла к доске, глядя в пол. Стала писать буквы алфавита.

За учительским столом сидел Сэмюэль Элфорд. Мэри сразу обратила внимание на небрежно причёсанные волосы молодого человека и хмыкнула:

– Вам бы парик носить, раз не дружите с расчёской. Даже у индейцев стрижки аккуратней.

Она бросила косой взгляд на Элфорда, и тут же щёки залила краска: юноша пугающе бесстыдно разглядывал кружева на вырезе её платья. «Какой испорченный типчик! Видно, что жуткий бабник… И этого господина призвали охранять мою репутацию!» – возмущалась про себя девушка.

Собравшись с духом у доски, она расхрабрилась и повернулась лицом к индейцам, которых было так много в классе, что некоторые сидели на полу. Сердито и скептически для солидности посмотрела на темнокожих людей с экстравагантными стрижками: у кого ирокез, у кого на выбритой голове хвостик, у других перья в волосах. Их кожаная одежда попахивала крепким, мужским потом.