Л. Н. Толстой в воспоминаниях современников. Том 1 - страница 59
– Морозов, напиши ты что-нибудь мне сам.
– А что писать, Лев Николаевич?
– Напиши так, как ты стал себя помнить, каких лет ты был. Пяти или шести лет. Как вы жили и как ты помнишь вообще свою жизнь.
– Хорошо, Лев Николаевич.
И я стал писать, долго я писал, мудрствовал. Написанное Лев Николаевич просматривал и все говорил:
– Хорошо, очень, очень хорошо!
Я опять с большим усердием продолжаю, и опять Лев Николаевич просматривает и опять говорит:
– Хорошо, очень, очень хорошо! Продолжай еще.
Я мудрствовал все дальше и дальше, и мне наконец стало надоедать. Мне казалось длинно и хотелось скорей закончить конец.
В конце я поставил: «С тех пор мы стали хорошо жить», – и потом подношу ему и говорю:
– Лев Николаевич, посмотрите, что, не довольно мне писать? Лев Николаевич посмотрел и сказал:
– Хорошо, очень, очень хорошо! – свернул мое писание, прибрал к себе.
– Вот я тебе его напечатаю.
Я в душе не верил этому. Но вскоре я свой рассказ прочел напечатанным, – «Солдаткино житье», как назвал мой рассказ Лев Николаевич[284].
Я радовался на свой написанный и отпечатанный рассказ. Меня повысили, я как бы выдавался первым учеником Яснополянской школы. Приезжали некоторые посетители, любители школ и близко знакомые Льва Николаевича, отдавали мне должное, как маленькому писаке, мне сыпались одобрения, и я с гордостью в душе торжествовал. Лев Николаевич относился ко мне не так, как к школьнику рассеянному, а серьезно, как к старшему ученику. Он никогда не хвалил меня и не возвышал ни за какие подвиги, но я, как воришка, приладился к его характеру. И хотя он относился в школе, в играх, в беседах, в гулянье со всеми нами одинаково, но я мог читать в нем, что Лев Николаевич любит меня. Я, как прикомандированный к нему, часто оставался в доме Льва Николаевича ночевать, и спал с ним вместе, в его спальне, на полу.
Он любил пение и играть на фортепиано. А я обладал хорошим голосом. И мы с ним пели его любимую песню:
В школе нас учили церковному пению. Несколько раз мы ездили в церковь петь хором вместе со Львом Николаевичем. Иногда хор собирался человек в 20–25. Лев Николаевич пел басом. Голос у него был хороший, сильный. Отправлялись мы в церковь так: собирались у школы утром, к школе подавали катки, и мы вместе со Львом Николаевичем насаживались в эти катки, и нас отвозили в церковь. Я пел альтом, и пел хорошо. За такое альтовое пение я получал от него награду – ставленный балл 5+. Иногда он эту пятерку всю обставлял кругом крестами,
+ + +
вот так: + 5 + Выше жаловать меня было нечем.
+ + +
Баллы нам ставили не за одно пение. Помнится, сам Лев Николаевич ставил баллы нам очень редко, и то как бы в шутку, и, кажется, только за одно пение. Другие же учителя ставили по всем предметам. Больше же всех ставил баллов сердитый учитель Владимир Александрович. В начале учения мы совсем даже не понимали, что такое «баллы». Помнится, их ставили в середине учения. В конце же учения их опять не было.