Восторгаться полотнам…
Раз в неделю взглядом свежим
Пробегать по Авентину,
Ну, а после – в старых термах
Слушать графа каватину…
Никогда бы не устал я —
Рим за жизнь не обойдешь…
Каждый камень тут – как тайна,
Не увидишь – не поймешь…
Красоту как повседневность
Я пьянея бы вдыхал,
Позабыв тоску и ленность
Миг как вечность б проживал…
И среди веков дыханья,
Под молитвы красоты
Позабылось бы страданье,
Навестил бы жизнь смысл…
Но увы, пленен судьбою
Я средь лысых, мрачных гор…
Взглянешь – крик подступит к горлу…
С ними долгий разговор
Каждый вечер муэдзины
Словно голосом моим
Начинают… тоны длинны,
И гнусавы, и грязны…
Вточь как это завыванье
На сфальшивленных тонах
Жизнь бесследно утекает
И теряется в горах…
День за днем… за годом – годы…
Ниоткуда в никуда…
Без последствий и покорно…
Словно пыль… или вода…
Горы эти – злые горы…
Сколько крови между них
Пролили безумства, споры,
«Боги» этих и других…
Вопли ненависти, мести
Не стихают между скал…
«Божьим» кличут этот место…
Глотки пьяных зазывал…
Пьяных злобой, пьяных ложью…
Нет любви – и бога нет!
Превратили «волю божью»
В окровавленный кастет.
«Наше!» «Наше!!» «Пламя веры!!»
«Кровь отцов!!!» «Нам месть – завет!».
Проклинаю лицемеров —
«Бога» в вас в помине нет.
Жизнь в ничто под «стягом божьим»
Превратилась здесь давно…
Тут убийцы осторожны,
С благочестьем заодно…
Тут убьют, благословившись,
В спешке требник прошептав…
Кто-то – даже извинившись:
Надо, мол, а не со зла…
Тут закон – увы, не совесть,
Не любовь, а «путь отцов».
Торопясь его исполнить
Окунают в кровь лицо.
В красоты прозренных формах
И в закуполье небес
Больше бога, скоморохи,
Чем в «акбар» или в «шабес»…
Когда мукой душ бессонных
Мы рождаем красоту,
Мы близки и любы богу,
Коли есть он… Подведу
Я итог бурлящим мыслям —
Бог – любовь… сейчас, сейчас…
Вот! Любовь – она есть сила
Созидающая в нас…
Да, Рим велик, прекрасен безгранично,
Там каждый камень – древностью сквозит,
Не в том ль его безумное величье —
Что он не меньшей кровию омыт?
И если б не великие творенья,
Покрывшие весь город с головой,
Истории кровавой откровенья,
Текли бы ядовитою струей.
Пусть в Ватикан и в Рим ведёт дорога,
Пусть святость и любовь теперь на «ты»,
Но там сперва чужого били Б-ГА,
Чтоб своего повесить на кресты.
М. Ицикович, израильская поэтесса.
Ты как всегда права, подруга!
Твой стиль возвышенней, чем мой,
И мысль ясней… я лишь немного
Рискну продолжить за тобой.
Моих и тени нет сомнений
В том, чем был Рим в реке столетий…
Что лжи кровавой изощренья
Рядились в «божии заветы»,
Что дьявольских страстей обличья
В церковных митрах и тиарах
Кострищ огнем, как день привычным,
Вершили суд свой и расправу…
Что «божьим именем» грешили
На протяжении веков,
Свободу духа им душили,
Крутя распятья для оков.
Мы помним Папу Александра…
Да только одного ль его!
А светлый гений Караваджо —
Как был затравлен, выжит он!!
Все это так. Но в том загадка,
Что среди крови, пыток, лжи,
Любви дарили без остатка
Себя в нем лучшие умы.
Что там, где жгли Джордано Бруно —
На рынке Кампо делла Фьоре —
Писали Галло, Греко, Рубенс,
И рядом, в маленьком соборе,
Шлюх и убийц рисуя лики,
В своем новаторстве отважном
Кляня, дерясь с церковной кликой
Писал панно сам Караваджо.
Творенья гениев великих
Среди застенок и костров,
Грехов святош, средь лжи и пыток
Рождали совесть, труд, любовь.
Таков наш мир, ведь в «римской» власти —
Всей власти дьявольская сущность,
С благочестивой миной страсти,
