Слово «нейролептики» прочно ассоциировалось с чем-то страшным и угрожающим. Кажется, такие медикаменты назначались психиатрами. Катя откуда-то помнила, что эти средства запрещено пить при вождении: они замедляют работу мозга и снижают реакцию.
– Нейролептики пьют люди, имеющие проблемы с психикой, – сказала она. – Может быть, эти ребята и вправду были больны? И поэтому их решили отгородить от остальных?
– Ничего подобного! – резко возразил Матвей. – Никто из них не был болен и не нуждался в лечении! Их просто заперли, как каких-то зверей. За первой «партией» внезапно заболевших последовала вторая. Потом – третья. И так до тех пор, пока в жилом корпусе детей вообще не осталось.
Катя растерянно моргнула. На неё вдруг напал приступ мигрени: голова отяжелела, а в затылок словно вонзилось что-то острое.
– Я не понимаю. Зачем…
– Этого и я не мог понять. О том, что там творилось позже, отец не рассказывал. Но я предполагаю, что эти люди набирали детей для своих экспериментов. Приглашали сюда школьников под благовидным предлогом, а затем мучили. Наверняка ими руководил кто-то очень влиятельный и богатый… садист, который получал удовольствие от чужих мучений. Он и его люди живут здесь до сих пор, хотя официально клиника давно не работает.
– Живут? И где же?
– Где-то в лесу у них должно быть убежище. Но я никогда его не видел, как и отец. Хотя мы изучили эту местность вдоль и поперёк, когда… – Матвей осёкся. – В общем, неважно. Наверняка это что-то вроде бункера с потайным входом. Они скрываются и не могут позволить, чтобы их нашли.
Парень явно посвятил много времени этим размышлениям. Он рассказывал обо всём этом, как о чём-то само собой разумеющемся. С таким же видом обычный человек мог рассказывать о недавно прочитанной книге или впечатляющей кинокартине. Ей стало жутко от этого. За прошедший день она пережила кучу умопомрачительных и безумных событий. Девушка просто была не готова к ужасной откровенности.
В ней проснулся огонёк скепсиса и неприятия. Она обратилась к логике, чтобы попытаться опровергнуть его слова и доказать, что такого не может быть.
– Подожди. Но как же школьники, которых они держали в больнице? Над которыми, как ты думаешь, они ставили эксперименты? Куда они могли деться?
– Не знаю. Но думаю, что большинство из них давно мертвы.
Катя подскочила на ровном месте.
– Но ведь такого не может быть! Сам подумай, как? Как? Неужели куча подростков могла просто так исчезнуть, и никто не забил тревогу? Это просто… это бред! А как же их родители? Друзья? Неужели они не искали их? Если бы что-то подобное произошло, об этом бы все знали! Такие события всегда освещают в новостях, подключают полицию…
– Любой вопрос можно решить с помощью денег. На деньги можно купить не одну, а сотни жизней, – негромко сказал Матвей. – Ты, конечно, права. Я и сам не понимаю, как пятьдесят подростков могли просто испариться. Но факт в том, что многих из них уже никто никогда не видел.
Теперь он смотрел на неё немного иначе. На лице парня было странное выражение – сожаление в сочетании с мрачностью и сомнениями. Катя долго не понимала, почему он прервался посреди разговора. Лишь когда он начал собирать еду её внезапно осенило.
– Постой. Ты хочешь сказать, что они привезли нас сюда для этого? Чтобы над нами… экспериментировать, как над теми несчастными ребятами много лет назад?
Матвей повесил рюкзак на плечи и нехотя кивнул.
