Ласточкин крик - страница 37
Между серебристыми, светло- и темно-коричневыми стволами петляло двенадцать тропинок… Двенадцать – снова это число. Все тропинки вели в одно место – к детской площадке. Чего на ней только не было: качели, карусели, горки, лесенки, песочницы… – и все из дерева. Но почему-то это прекрасное место рождало во мне чувство тоски. И почти сразу я понял, почему – здесь не было ни одного ребенка. Не спорили друг с другом девчонки, не вопили мальчишки, не было слышно детского смеха. Все эти горки, качели и карусели, назначение которых – радовать детей, дышали неутолимой тоской. Потом до меня дошло, что вокруг царит мертвая тишина: не пели птицы, не шуршали в деревьях белки, ветер не шелестел в ветвях, не было слышно человеческих голосов… Я всегда стремился сбежать от городского шума подальше в глушь, но меня пугало зловещее безмолвие.
В этот момент я увидел ребенка: он бежал по третьей из опутавших рожицу на манер коричневой паутины двенадцати дорожек. Он даже не бежал, а летел меж стволами деревьев. Но это не было радостным стремлением поскорее оказаться на детской площадке – напротив, ребенок был несчастен, испуган, затравлен. Я не видел его лица, но по движениям понимал, что он охвачен паникой. Было видно, что ребенок хочет от кого-то убежать, рвется изо всех сил. Он был худ, плохо одет, на взгляд, ему было лет десять. Цвет волос разобрать не получалось.
Пока я думал, кого же он так испугался, от кого бежит, появился мужчина в длинном плаще. Его походка, манера двигаться кого-то мне напоминали, но я не мог вспомнить, кого именно. Было ясно, что он преследует ребенка и, судя по всему, погоня длилась уже давно.
На секунду мужчина потерял ребенка из виду, остановился и стал оглядываться по сторонам. Потом он снова побежал – то есть полетел. Его ноги не касались земли, и он летел гораздо быстрее, чем преследуемый им ребенок. Спасения не было, мужчина неизбежно поймает свою маленькую жертву.
«Стой! – закричал я. – Стой, кому говорю!»
Но мой крик, отразившись эхом от толстых стволов деревьев, вернулся ко мне:
«Стой! Стой, кому говорю!»
Мужчина будто бы не услышал меня, еще секунда, и он растворился в зарослях. Но – что за чудо, – сделав несколько шагов по тропинке, я внезапно увидел ее всю: как она извивается между деревьями и как упирается в стену из красного кирпича.
«Господи, – испуганно сорвалось с моих губ. – Господи, он же его поймает…»
Я перевел дыхание и устремился к стене – мне нужно было добраться туда прежде, чем мужчина догонит ребенка. Но каким бы коротким ни казалось расстояние, стена только удалялась от меня. По сторонам мелькали ореховые деревья, ели, платаны, дубы, каштаны, ивы, но я ни на метр не мог приблизиться к этой чертовой стене.
«Почему так?» – сорвался с моих губ крик, и тут я, зацепившись обо что-то, растянулся на земле. Только я попробовал встать, как почувствовал, что коснулся чьей-то кожи. Пригляделся и увидел маленькую ножку. На тропинке лежал мертвый ребенок. Его лицо было землисто-бледным, а тело уже окоченело. Внезапно я с ужасом осознал, что вокруг меня десятки, если не сотни трупов. Вся земля была покрыта телами мертвых детей. Мертвые дети были везде – между стволами деревьев и даже в ветвях. Это было кладбище – кладбище непохороненных детей.
Меня обуяла дрожь, но со страхом получилось быстро справиться. Я вспомнил про убегавшего ребенка – хотя бы его смерти не допустить. Да вот же он – на тропинке, бежит в мою сторону! Слава Аллаху, ему удастся спастись от этого человека. Еще чуть-чуть, и он выбежит из тени деревьев, еще чуть-чуть, и я обниму его, спасу от мерзавца, что за ним гонится.