Надо было спасать умирающую. Допустить, чтобы она погибла из-за меня, я не могла.
И я, позвонив Олесю, помчалась в стационар.
В реанимацию пустили только после того как я, разозлившись, загипнотизировала медсестру и санитарку. Они смирно сели на стулья и обнявшись, тихо запели о тонкой рябине. Подбежал возмущенный врач, но меня уже понесло. Врач примостился рядом со сладкой парочкой.
В палате лежали три человека: мужчина с инфарктом миокарда пятидесяти лет, парень после операции на сердце и рыжая обидчица. Последняя распласталась, словно овощ на грядке. Я быстро оценила ситуацию. Сначала надо было спасать парня.
Я встала подле него, закрыла глаза и мысленно увидела черную кляксу в области аорты. Нужен был энергетический ластик. Я сотворила его в уме и усилием воли стала стирать это пятно. Через какое-то время бывший умирающий открыл непонимающие глаза.
Тогда я подбежала к мужчине. Он удивленно посмотрел на меня, и еле заметная улыбка тронула его бледные губы.
– Сейчас я и вам помогу, – тоже улыбнулась я.
– Кто ты? – спросил мужчина. – Наверное, ангел.
Но я его уже не слушала.
Рыжая мегера была без сознания. И в ауре ее головы зияла огромная темная дыра.
«Хорошо, что не черная, – забыв о наказе бабули, возликовала я. – Вылечу».
Я сложила ладони, подождала, когда они запылают, а потом подняла их над башкой обидчицы.
За дверью слышалось нестройное пение, но пациенты на него не реагировали.
Я стояла над хамкой до тех пор, пока не ощутила, как подкашиваются ноги.
Очнувшись, я поглядела на женщину, она дрыхла. Бестолковый мозг ее почти очистился.
– Выздоровеет, – выдохнула я.
– Ангел, спаси и сохрани! – послышалось с соседней койки. Это на меня молился мужчина. А молитва – всегда молитва, пусть даже и не обращена к высшим силам. Она действует на определенные частоты организма, заставляя его возвращаться к жизни.
– Все будет хорошо, – положила я ему руку на лоб и оглянулась на парня. – Читайте «Отче наш» утром, днем и вечером по семь раз.
Умирающий спал сном выздоравливающего человека.
В коридоре еще пели. Я махнула рукой, троица очнулась и уставилась на меня мутными пьяными глазами.
А потом вскочила и закричала.
Какие они ставили мне диагнозы, я не слышала. Я уже бежала к входной двери.
Дома посмотрела на себя в зеркало. Родимого пятна возле глаза не стало.
А вечером я получила по телефону нагоняй от бабушки.
– Немедленно начинай поститься, – выговаривала она. – Какое ты имеешь право вмешиваться в дела высших сил? Рыжая негодяйка заслужила смерти!
– Я не смогу жить со спокойной душой, если кто-то из-за меня угодит в ад! – заплакала я.
– А если угодит в ад твой ребенок? – взорвалась бабуля. – Или ребенок твоего ребенка? Помни про семь поколений!
– Высшие силы должны радоваться тому, что кто-то делает добро на земле, – упиралась я.
– А много на этой земле ты видела добра? – тонко закричала бабуля и отключилась.
Я вспомнила об участи своих родителей и разрыдалась.
Несомненно, добро наказуемо.
Всю ночь я простояла на коленях возле иконы Богородицы.
Она внимательно смотрела на меня и улыбалась.
Утром встали дети, я накормила их, а сама к пище не притронулась. Есть хотелось, а надо было голодать три дня. Хотя бы три дня. А потом неделю поститься.
Не знаю, как я вытерпела наказание за самоволие, но спустя десять суток я наварила щей и наелась до отвала.
Деньги пока были, но из-за слабости я не работала весь срок поста, а потому соседи стали на меня коситься. Журнал приема перестал пополняться будущими пациентами
