Ветер играл в волосах, оглаживал зарумянившуюся под солнцем кожу, приносил с собою соленную россыпь брызг.
Море сегодня было спокойно — мягкие буруны добегали до берега и с тихим плеском опадали на песок, прозрачной простынею стягивались назад. И оставались на берегу мелкие витиеватые ракушки да длинные темные водоросли — дары морского царя.
Словцен подобрал одну, еще влажную после очередного наката волны, покрутил в пальцах.
— Гляди, здесь дырка какая, — сказал он и показал девушке свою находку. — Аккурат под серьгу.
Леона откусила от очередного пирожка и глянула на протянутую ей ракушку.
— Вот вставишь жестяную нить, станешь носить… — начала с полным ртом Леона. — Будет хоть о чем с девками болтать — не о бусах, дак о серьгах из морских раковин.
Глаза ее смеялись, но голос девушка старалась держать серьезным.
— Может, я хотел вторую найти да тебе серьги смастерить, — обиделся парень.
— Заряне лучше смастери, — посоветовала Леона, дожевывая пирожок.
Словцен неловко отвернулся. Ему уже приходилось видеть, как краснеют девицы, стоило ему пройти мимо или завести с ними беседу — не последним молодцом он в Яровищах значился. Давно уж смекнул парень, что трепещет от него у Зори в груди. Да только у самого в сердце для нее не было места…
Он снова покрутил в пальцах ракушку, собираясь выбросить, да в последний миг передумал — убрал в небольшую мошну, что висела за пазухой.
Друзья просидели так пару часов, болтая и слушая крики носящихся над водой чаек. А когда время перевалило за полдень, поднялись и направились в город.
Месяца два уж минуло, как они в последний раз наведывались в Белый Град, и сейчас друзьями владело особенное, радостное настроение — верно, пришли уж письма из дома: совсем скоро развернут грубые листы, прочтут добрые слова, написанные любящей рукою, узнают, что нового приключилось в домах, как провожали в этот раз злую зиму, как встречали новый год с первым деньком зимобора.
Народа к этому часу уже поуменьшилось, и в воротах стоять не пришлось.
На почте и вправду Словцена уже дожидалось письмецо из дома. А вот Леоне пока ничего не приходило. Она огорченно завернула в конверт исписанные для наставницы с Добролюбом листы и выложила вместе с ним на затертый деревянный прилавок установленную плату — цельный серебряник.
Словцен убрал свое письмо за пазуху, и друзья отправились дальше.
Прогуливаясь в мастеровом конце, ребята завернули в узкий проулок меж повернувшимися друг к другу белеными боками домиками. Они собирались навестить Бальжина и увлеченно рассуждали о том, удастся ли им застать оружейника, пока Леона не остановилась, ошарашенно глазея на стену одной из лавок. На беленой глиняной поверхности черными изломанными линиями было начертано послание: «Боги отреклись от нас. Бойся, несчастный этого мира, нет в нем теперь защиты».
Ребята с ужасом переглянулись. Каждому на ум пришел страшный рассказ Гостомысла о далеком прошлом, что услышали они по приезду на заимку.
К Бальжину друзья не пошли.
***
Не доброе таилось у ребят на душе. Тяжелое предчувствие худого завладело их головами, и назад они ехали молча.
День подходил к концу.
Вернуться друзья как раз успели к вечерней еде. Когда они шли с конюшни, двери общинного дома уже были распахнуты, и сквозь них то и дело ходили жители заимки, сноровисто таская из женской избы горшки да миски на длинный дубовый стол.
