Друзья разбежались по домам, поспешая скорее умыться да снять дорожную одежду.
В общинную избу Леона поднялась, когда почти все уже сидели за столом. Заряна вместе с еще одной девушкой как раз доканчивали разливать по мискам пахучие щи. Леона тихонько прошла к столу, присела рядом с Витаной, потеснив сидевших рядом девушек, приняла протянутую ей миску, взяла с середины стола ждущую ее ложку.
Почти сразу за ней появился Словцен. Он оглядел собравшихся и, не найдя свободного места рядом с Леоной, уселся по другую сторону среди парней, с которыми успел сдружиться за минувший год.
За столом царило веселое оживление. Днем-то на беседы времени не шибко хватает: в общине дел завсегда много, хозяйство большое, каждый своею работой занят — не до праздной болтовни им.
Зоря, как всегда одетая в солнечную запону[1] поверх светлой рубахи, наполнила еще одну миску и сама поднесла ее Словцену. А после кошкой скользнула на лавку, умастилась подле него. Стала расправлять на коленях грубоватую ткань одежды и, будто ненароком, коснулась рукой его бедра.
Наконец гомон стих.
Во главе стола сидел Гостомысл. Он первым разломил мягкую лепешку, зачерпнул из миски щей. За ним взялись за еду и остальные: застучали ложки, посыпались в миски со щами мелкие кусочки лепешек, заходили челюсти оголодавших за день людей, снова послышались тихие разговоры.
Старец ел потихоньку да поглядывал на Леону — что-то с девкой было не ладное, надо бы расспросить будет. Глаза его вдруг закатились. Он медленно опустил ложку на стол, откинулся прямой задеревеневшей спиной к стене.
За столом воцарилась тишина.
Леона в испуге за учителя уже было едва не подскочила, чтобы скорее помочь ему, но Витана удержала девушку за руку. Она взглядом показала ей сесть на место и осторожно поднесла палец ко рту, велев молчать.
Девушка озадаченно опустилась назад, только теперь приметив, что никто больше не дергается с места, не спешит помогать захворавшему старцу. Собравшиеся замерли и в ожидании уставились на Гостомысла. Опущенные веки его дрожали, бегали под тонкой кожей глаза, будто смотрели по сторонам.
Наконец, его лежавшая на столе ладонь сжалась, и он медленно проговорил:
— Недалече совсем, у лесной прогалины, что со старым пнем. Плащик с собой возьмите, пригодится. — И старец раскрыл глаза.
Дар тут же подскочил с места, а с ним еще один молодой парень семнадцати лет — Бойко. Волосы у него были русые, вихрастые. И если у Дара в этот миг на лице читалась лишь легкая взволнованность и собранность, то в голубых глазах Бойко искрился восторг.
— Ворон подскажет, коли разойдетесь.
Ребята кивнули и поспешили на выход. В оконце стало видно, как бегут они в сторону леса, а над ними парит крупная черная птица. В руках у Дара висел толстый, шерстяной плащ, а Бойко сжимал ручку незажженного фонаря.
— Прошка, — обратился старец к пареньку, который уже успел опустошить свою миску. Мальчишка с готовностью встал. — Сбегай-ка к дальней баньке, истопить ее надобно.
— Истоплю, — кивнул парнишка, вылез из-за стола и шустро умчался выполнять наказ.
— Ешьте, — велел Гостомысл и первым взял в руки ложку.
Народ оживился. Зазвучали возбужденные разговоры, заплескался в кружках горячий взвар. Гостомысл ел да с усмешкой поглядывал на своих подопечных и лишь временами замирал, прикрывая ненадолго глаза.
— Ух, жуть как любопытно, кто же в этот раз будет, — зашептала сидевшая рядом с Леоной Агнешка.
