— Да мы до полудня у моря просидели — пережидали, пока народ поразъедется.
Зоря поджала губы — горько ей было слышать, что любый ей молодец с другой у моря сидел, с другой любовался прибоем. Права была Агнеша — жгла ей грудь колючая ревность.
Леся обратила внимание на пяльцу в руках Леоны, пригляделась.
— Ой, а чего это ты вышиваешь? — спросила она склоняясь к ее руке да стараясь рассмотреть узор.
Леона неловко попробовала прикрыть вышивку.
— Ленту обережную…
— А от чего оберегать будет? — спросила Витана, любопытно глянув на ее рукоделие.
— От нечисти.
— И вправду чтоль убережет? — удивилась Зоря.
Не таила она на Леону злобы. Но порой не могла сдержаться, брала ее за живое горькая обида — ну чем она хуже?
— Совсем-то уж не спасет, — покачала головой Леона. — От навки той же или лоскотухи лентой не сберечься. Но чары наведенные ослабит. Блуд в чащу не заведет уж точно… Да и кикимору спугнуть может.
Заряна поглядела на растянутую в пяльце ленту, заметила торчащую из-под ладони часть вышивки и насмешливо фыркнула — не тягаться Леоне с ее мастерством. Отчего-то ей жуть, как захотелось уколоть девушку, указать на ее неумелость. Черная горделивость взыграла в ней сейчас: никогда прежде не разгоралось у нее столь сильное желание бахвалиться своим мастерством.
— Ты чтоль впервой за вышивку села? — снисходительно поддела она и небрежно добавила: — Я так годов в двенадцать вышивала. Или ты и рукоделию женскому не обучалась?
Леона вспыхнула об обиды. А девушки неодобрительно посмотрели на Зорю — последнее дело укорять менее искусных мастериц, высмеивая их работы.
— Пока ты с ниткой училась управляться, я науку знахарскую постигала, да людей выхаживала. Не до ровности узоров мне было, — холодно ответила Леона.
— Знахарство в сундук с приданным не положишь, — заносчиво хмыкнула Зоря.
Леона равнодушно пожала плечами.
— У меня его и нет вовсе.
Девушки в ужасе посмотрели на нее.
— Глядите! — крикнул кто-то из сидевших возле окна парней. — Возвращаются!
Все побросали свои работы и кинулись скорее к окнам. Оперевшись на посох поднялся и Гостомысл.
Из леса, на который уже опустились сумерки, бок о бок вышли двое парней. Дар нес на руках завернутого в плащ и верно обессиленного человека. Бойко шел с так и не зажженным фонарем и то и дело поглядывал на ношу друга. Не заворачивая на тропку, ведущую к избам, они сразу направились в сторону дальней бани, что стояла по другую сторону заимки.
Гостомысл удовлетворено кивнул и повернулся к столпившимся у другого окна девицам.
— Агнеша, — позвал он. — Пойди к ним. Там верно пригодится твоя помощь.
Она удивленно переглянулась с Витаной — прежде отправляли ее, — кивнула старцу и, подобрав со скамьи свои кружева, вышла из избы.
Парни расстроено загудели, у оставшихся девушек же, напротив, весело засияли глаза — видно неизвестный гость женского роду будет, раз девицу в помощь отправляют.
— Ну, чтож, — обратился Гостомысл к оставшимся, проследив в окно, как Агнеша спешит в сторону дальней бани. — Вот и стало нас на одного больше.
Народ улыбался. Но улыбки сиявшие на лицах собравшихся были печальны — многие здесь помнили, как сами лишились дома, помнили поглощающий страх, который накрывал в своем время каждого из них. Все они здесь таили в душе тоску, что затапливала сердце в мгновенья одиночества.
— Не засиживайтесь допоздна, — предупредил он и направился к выходу из избы. У самых дверей повернулся к женскому углу и велел: — Витана, проследи.
