Девчушка возбужденно подхватила наполненные мешки и быстро вбежала в дом.
— Мамка! Ты гляди сколько сумок-то Ташка принесла! — заголосила девочка, ставя набитые мешки на лавку. И тут же развязала один из них, заглянула внутрь. — Маманя, да тут целый мешок копченого мяса! Мм-м, как пахнет-то! — мечтательно протянула девчушка.
На застеленной периною лавке сидела когда-то красивая, а ныне болезненного вида женщина и пряла серую кроличью шерсть. Она улыбнулась.
— Фронька, не голоси, — ласково пожурила она.
Ее былая красота померкла на фоне чрезмерной худобы и бледности: на лице уж слишком сильно выделялись чуть впалые щеки и темные, давно непроходящие круги под глазами. Густая рыжая копна волос слишком рано стала блестеть сединой. Но затянувшаяся хворь не обезобразила ее облик — слишком много нежности крылось в мелких морщинках, которые не портили ее лица, а лишь говорили о мягкости нрава, слишком много любви плескалось в ее ласковом взгляде и теплой улыбке, чтобы болезнь смогла забрать все ее очарование: может, бабья краса уже и увяла, но красота ее светлой души стала лишь заметнее.
— Ташенька, что это? — пораженно спросила женщина, зашедшую следом за Фроней девушку. Отложив пряжу, она встала и тихонько подошла к загруженной полными сумками лавке.
— Ташка! Это что, платье? Это мне, да? Оно ведь никому больше не подойдет, стало быть мне, да? — обрадованно завизжала Фроня, заглянув в один из мешков, и, достав из него расшитую желтую запону[2] с прилагающейся к ней белой, такой же расшитой желтыми узорами рубахой.
Таша широко улыбнулась, входя следом с оставшимися сумками.
— Тебе-тебе, кому ж еще-то, — ответила она выставляя их рядом, и стянула с головы светлую косынку.
— Мое платье! Ах, как жеж красиво! — восхищалась девчушка, приложив к себе верхнюю безрукавную часть одеяния и любовно разглядывая узоры. — Ташка, спасибо тебе! — счастливо воскликнула девчушка, подпрыгивая от радости с прижатой к груди обновкой. Она кинулась к Таше и, жмурясь от переполнявшего ее счастья, сжала сестру в крепких объятиях.
— Носи с удовольствием, сестрица, — ответила Таша, обнимая в ответ радостную девчушку. — Тебе пора уж подходит, нужно и обновками обзаводиться. Сплетем тебе еще венок из молодых подсолнухов, и будешь ты у нас по осени на празднике урожая самая прилепая девица, — продолжила Таша и весело подмигнула сияющей Фроне.
Фроня на миг снова крепко прижалась к сестре, и отбежала обратно к мешкам, с новым любопытством быстро глянула внутрь и повернулась к сестре.
— Я сбегаю, остальных позову, — весело сказала она и, получив одобрение, бережно положила платье на лавку и бегом направилась на улицу звать остальных ребят.
Ташка, не теряя времени и счастливо улыбаясь, стала выгружать съестное содержимое мешков: там были и копченые окорока, и крупы, и птица, и сыры, и вяленые ягоды, и орешки в топленом сахаре. Таша сама диву давалась тому, как смогла донести все это до дома. И все покупки еще предстояло разобрать и разложить: что в кладовую снести, что в подполе оставить.
— Да ты не переживай, мам, все купленное, — хохотнув, ответила на заданный ранее вопрос Таша. Она на мгновение отвлеклась от еды, и, заглянув в один из мешков, достала оттуда невероятной красоты резной гребень из белого камня. — Держи, матушка, это тебе, — робко улыбаясь, девушка протянула подарок стоящей рядом матери. — А то ведь твое богатство грешно чесать тем махоньким гребешочком.
