Читать онлайн Анатолий Суконщиков - Лихие девяностые в Шексне

© Анатолий Суконщиков, 2020

ISBN 978-5-0051-0874-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Написал и задумался: «Оставить все как есть или «подлитературить», то есть заменить подлинные фамилии вымышленными. Может кому-то покажутся изложенные события и факты неточными и оскорбительными. Но я писал как видел и, в основном, слышал из уст встречаемых в то время людей. Я прекрасно знаю, что все мы в равной степени обладаем как достоинствами, так и недостатками. Кто-то одними, кто-то другими. Все мы не ангелы, все не без греха. Все нам не чуждо. Кому что дано. Многих уже нет в живых. Но каждый из нас в то время надеялся, работал и стремился к тому, чтобы в завтрашнем дне жить лучше, чем во вчерашнем. В этом направлении, в рамках отведенной судьбой, шли и мои герои. Я писал с тем, чтобы сохранить события прожитых лет. И пусть будут светлой памятью, упомянутые здесь имена и фамилии как для живущих, так и для ушедших в мир иной. Решил оставить все как есть. Если что не так, то пусть простят меня мои герои и их родственники.

28.02.1990г.

На улице снега почти нет. Лужи. По Филину ручью бегут разводья солярки. Запах еще тот. Уже две недели такая картина. Во вчерашнем номере газеты «Звезда» появилась заметка-запрос директору завода ДВП Мирау Петру Францевичу по поводу загрязнения ручья.

Переодеваемся. В слесарной мастерской запрессового отделения старшой – бригадир Толя Курочкин. Кроме него Юра Петруничев, Андрюха Ворошнин и Игорь Соколов. Заходит начальник цеха Ноженко и к Курочкину: «Давайте к машинам. Последний день месяца. Чтобы все работало». Я и иду к шлифмашине второй линии. Там уже Сергей Лукин. У него шестой разряд, как и у Курочкина. И в бригаде их право на конечный вывод по наладке и ремонту оборудования. И на гражданке существует субординация.

Смотрю – машина стоит. Рядом крутится оператор. Порвало и зажало шлифленту, натяжной вал не поднимается. И плохо работает редуктор. А замены-то нет! Кое-как при помощи ваги приподнимаем вал и выдергиваем обрывок ленты. Сергей говорит, что теперь просто надо оператору при подъеме вала, сбрасывать воздух противодавления. И точно. Вал хоть и медленно, стал опускаться и подниматься. Зарядили новую шлиф ленту и машина заработала.

Вскоре заминка на продольном рольганге. Там почти закатало ведомую звездочку. Заменить нечем. Бригадир обнаружил на одной из полок звездочку с подобным шагом зубьев и убежал заказывать в РМЦ. А мы, открутив натяжник, и, удалив пару звеньев на цепи, натянули её через закатанную звездочку в тугую так, что она перестала прыгать и перескакивать через зуб звездочки.

Пришли в слесарку. Помыли руки. Время десять часов тридцать минут. Поставили чайник. Но влетел Игорь Соколов: «На первой линии у главного насоса шлифмашины выдавило сальник. Масло бежит».

– Придется его снимать, – решает Лукин.

Я молчу. У меня нет права голоса. Как говорится: «В нашей коммуналке живешь – по-нашему заламывай кепку». Я ведь на подхвате.

– На сколько там ключи? – спрашивает Игорь, скорее всего сам себя, и продолжает: – Вроде, двадцать два на двадцать четыре. Пойду снимать.

– Зачем? – останавливает Лукин. – Чайку попьем и снимем.

А сам берет фонарик и идет на линию. Я следом. Мне интересно. Надо все знать. Но до места мы не добираемся. Навстречу бежит оператор и кричит: «Заело камеру охлаждения плит».

Подходим туда. Смотрим – шток правого цилиндра поднят, а левого – опущен. Разнобой. Сергей просит меня покрутить маховик насоса гидростанции в обратном направлении, а сам зажимает конечник. Я выполняю приказ старшего, но сам себя спрашиваю: «Для чего?» Вижу, что штоки цилиндров выравниваются. Включаем в работу гидростанцию и агрегат переворачивает плиту как положено.

– Что произошло? – пытаю Сергея.

– Плита попалась не стандартная, короткая. А оператор преждевременно отключил насос гидростанции и поэтому конечник дальнего цилиндра не успел сработать.

Сергей остается тут, а я иду к шлифмашине первой линии и вижу, что масло из головного насоса обильно вытекает через поврежденный сальник. Сообщаю подходящему Сергею. Он видит и сам. Молча направляется к пульту управления шлифмашины, а мне остается путь в слесарку, чтобы ждать дальнейших распоряжений. Туда вскоре заявляется и Лукин. Вдруг к нам вбегает мастер первой линии – женщина в черном свитере.

– Где Лукин Сережа?

– Вон, – показываем. Он как раз мыл руки.

– Надолго машину остановил?

– А как сделаем, но до обеда – точно.

– Как это? Сегодня последний день месяца.

– Да, там столько масла вытекло, – в свою очередь возмущается Лукин. – А кто таскать его будет?

В разговор включается Юра Петруничев. Он спрашивает Сергея:

– Ты остановил, машину? Так надо идти. Делать.

– Ладно. Вот чаю попьем…

Мастер:

– Так мы, за это время, хоть несколько кубов плиты наберем. Может включим, Сергей?

– А масло потом кто будет таскать? Если кто-то будет – включайте.

Петруничев кивает мастеру головой, что означает – «добро», а Сергея тихонько – шутливо журит: «Ну, ты и вредитель».

Попили чаю. Пошли. Хотели ускоренным темпом снять насос, не отсоединяя станину. Не удалось. Мешал вал. Пришлось брать насос вместе с ним. А когда все это принесли в мастерскую, то выяснилось, что импортный вал дал трещину. Аналогичной замены не было. Поставили отечественный насос. А у него скорость низкая. Тринадцать метров без нагрузки, с нагрузкой – восемь.

Опять все в слесарке, а я сперва долил масла в бак.

Тут бригадир объявил, что был Ноженко и велел вернуть родную для машины гидростанцию.

– Я, – говорит Курочкин, – начал возмущаться, де, угробим оборудование. А начальник цеха,

мол, сегодня надо сделать план. Дать шестьсот кубометров плиты, а завтра будем думать.

– Вот так, – сокрушался Курочкин, размахивая руками. – Сегодня план, а завтра будем думать, – повторял он слова Ноженко. – Все раскурочим, а потом и не собрать.

Перекинули все на старый лад. Рядом крутился Ноженко. Запустили машину. Стала работать.

Подошел механик цеха Зубов:

– Мне кажется, что масло в гидростанции греется из-за шлифмашины. Где-то в ней клинит.

Я, хоть совсем недавно пришел сюда на работу, но понимал, что он несет чушь. Курочкин тоже округлил глаза:

– Да чего может клинить? Если бы клинило, так подгорели бы и перевернулись ремни.

– Ну… – безразлично буркнул Зубов.

Курочкин коснулся рукой до металла:

– Редуктора все холодные. Они бы ведь тоже грелись.

Я сунулся со своим мнением, что клинить может только из-за муфты. Но она пока работает.

– Тут возник Ноженко и дотронулся одной рукой до Курочкина, а другой до меня:

– Помогите снять валик гидравликам, – и показал на поодаль работающих у пресса.

Мы подсобили снять деталь со станины весом в двести килограммов.

В это время электрик собрал схему на шлифмашину, а оператор ее запустил. Через неё пошла древесно-стружечная плита. Никакого клинения не наблюдалось.

– Клинит у Александра Васильевича в голове, – возмущенно говорит Курочкин. А Игорь Соколов его успокаивает:

– Да, брось ты переживать! Это ему перед начальством надо выглядеть знающим и работящим. А на самом деле он – кабинетный работник. Был-то директором комбината хлебопродуктов.

– Точно, – поддержал Курочкин. Не один раз было ему сказано, де, доставайте насос, а то встанем. Вот и приехали! Он тоже угрюмым стал. Раньше-то вторая линия горя не знала. А сейчас ее бросает как корабль – от берега к берегу.

Вечер. Пришёл с работы. Дети гуляют. Мы с женой собрались ужинать. У нас двухкомнатная квартира на пятом этаже. Дали от завода ДВП, можно сказать – супруге. Меня не учитывали. Сошка маленькая – слесарь четвертого разряда. По закону вроде бы положена трехкомнатная, так как дети разнополые. Да мой «вес» подвел. Правда, после маленькой комнаты общежития, мы и этому были рады. Ведь я стоял в очереди на жилье в поселковом совете не менее пяти лет. И еще простоял бы, наверное, лет двадцать. Поэтому новоселью радовались.

Квартира жены. Она работает экономистом в цехе щепы. От меня же потребовали расписку, что согласен проживать с ней на данной жилплощади. Расписку эту, тотчас прикрепили к другим важным бумагам.

Супруга собирает на стол и мимоходом говорит:

– Мира (главный экономист завода ДВП) сегодня сказала про Ноженко, мол, хорошо, что на заводе хоть один лидер есть, за которым коллектив идет. А я ей ответила: «Знаете, Мира Николаевна, идет за ним пока вы деньги цеху ДСП валите, а вот не будете валить, так и коллектив отвернется. Вот смотрите. Вы им даете все. И зарплату хорошую и доход вон какой высокий. В ущерб другим цехам. А у нас в «щепе» что?

– А что у вас? Вы тоже доход могли получить, да бумаги Мирау подали без подписи. Я ей, мол, не надо так говорить, Мира Николаевна! Вы же прекрасно знаете, что все у нас было подготовлено и Мирау читал всю нашу документацию, но вы же сами с ним сделали так, как вы этого и хотели. Так она и губы поджала.

Я поддержал начатый разговор:

– Не знаю выполнил ли план наш цех? Будет ли зарплата?

– Зарплата пока начисляется, – ответила жена. Она вращается среди основных конторских работников и знает расклад. Сейчас вот получим вторую половину доплаты. В марте, возможно, дадут тринадцатую. А в апреле – капиталка – тоже деньги будут. А с мая – большой вопрос…

Помолчали. Жена перевела разговор на другую тему:

– Я еду домой. Игорь Соколов садится в автобус. Я поздоровалась, а он нет.

– Наверное, не узнал. Или своими мыслями был занят. В кино брал билеты. У него сегодня романтическое свидание.

– А был один…

– К нему, к Дому культуры подруга приедет.

– А как дела у них, у «молодых»?

– Слышал, что муж его «невесты» опять к ней возвращается.

– А Катька-то Соколова, наверное, к своему Игорю переберется?

Я смеюсь:

– У них идиллия. Поменялись женами на время. Но, на время ли? Не знаю. Игорь-то своей сказал: «Не пущу». Он второй месяц не выпивает. Вчера у Андрюхи Ворошнина рождение сына обмывали, так он не остался, ушел.

Вот видишь? Он ушел, а ты нет.

– Да как-то неудобно. Да я стопку всего…

…После ужина замеряем площадь кухни и коридора. Пятнадцать квадратных метров. Жене пообещали достать линолеум.

Одиннадцать ночи. На улице ветер. Стучит железо на крыше и снаружи на подоконниках. Слегка отдувает занавески. Ветер проходит сквозь окна и даже сквозь кирпичную кладку.

На подоконнике у нас банки с рассадой: перцы, помидоры и крупная южная ягода. Проклюнулись два семечка арбуза и два перца.

Ем яблоко и ложусь спать.

Проснулся всех раньше, Где-то по радио звучит гимн. Понежился ещё и окончательно встал в шесть сорок пять. Сегодня первое марта. Начало весны. На улице тихо, только слышно как где-то за окном щелкает клювом галка: «ростится» как курица перед кладкой яиц.

Жена забрякала на кухне посудой. Завилась. Встали Юля и Саша. Допили кофе.

Иду на работу. На улице слякоть. Падает мохнатый снег. Ветер южный. Настроение бодрое. Захожу в цех не центральными, а боковыми воротами. Тут ближе. На табло второй линии горит цифра сорок восемь. Столько запрессовок сделали ночью.

Игорь Соколов спускается по лестнице из будки операторов. Значит уже узнал о состоянии линии и неполадках. Мне можно не заходить. Шагаю прямо в слесарку. Там Юра Петруничев. Ворчит:

– Поздно чего-то…

Начинаю переодеваться.