На Солнечную с ревом свернул, помчался вдоль улицы, распугивая пеших прохожих, стремительно огибая хлипкие, скрипучие повозки с терпеливыми серыми осликами, черный пневмоглиссер гражданского образца. Воздушные сопла машины вмиг подняли с мостовой целую тучу раскаленной удушливой пыли, и Шелк, подобно всем остальным, отвернулся в сторону, прикрыв нос и рот краем риз.
– Эй, ты, там! Авгур!
Пневмоглиссер затормозил, опустился на выщербленную мостовую. Едва рев двигателей поутих, обернувшись тоненьким, жалобным воем, пассажир – рослый, весьма преуспевающий с виду толстяк, восседавший за спиною пилота, поднялся на ноги и щегольски, замысловато взмахнул тростью.
– Очевидно, ты это мне, сударь? Я не ошибся? – откликнулся Шелк.
Преуспевающий с виду толстяк в нетерпении поманил его к себе.
– Поди сюда!
– Именно так я и намерен поступить, – заверил его Шелк и широким, уверенным шагом переступил через дохлого пса, гниющего в сточной канаве, вспугнув целую стаю жирных мух с глянцевитыми, отливающими синевой спинками. – Правда, случаю, сударь, куда более приличествует обращение «патера», однако сим упущением я, так и быть, готов пренебречь. Если угодно, можешь обращаться ко мне «авгур». Видишь ли, у меня к тебе дело. Весьма серьезное дело. Ты послан ко мне одним из богов.
Услышав все это, преуспевающий с виду толстяк опешил никак не менее Бивня, сбитого Шелком с ног.
– Мне настоятельно необходимы две… нет, три карточки, – продолжал Шелк. – Три карточки. Можно и больше. Немедля. На святое дело. Для тебя расход невелик, а боги тебе улыбнутся. Будь добр, поспеши.
Преуспевающий с виду толстяк утер взмокший от пота лоб обширным носовым платком оттенка спелого персика, отправившим в бой со зловонием улицы волну густого, чересчур приторного аромата духов.
– Вот уж не думал, что Капитул позволяет вам, авгурам, промышлять этаким образом, патера.
– Попрошайничеством? Разумеется, не позволяет. В этом ты, сударь, совершенно прав. Попрошайничество нам настрого запрещено. Однако попрошаек ты можешь наблюдать на каждом углу и посему должен бы знать, на что они обыкновенно жалуются прохожим, а я веду речь совсем не о том. Я вовсе не голодаю, и голодающих детишек у меня нет. Твои деньги нужны мне не для себя, но для бога, для Иносущего. Ограничивать поклонение поклонением Девятерым – серьезнейшая ошибка, а я… впрочем, это не важно. Иносущий должен получить от меня подобающий дар еще до нынешней за́тени. Это важнее всего на свете. Поспособствовав сему, ты наверняка удостоишься его благосклонности.
– Я, – начал было преуспевающий с виду толстяк, – хотел не…
Шелк повелительно вскинул кверху ладонь.
– Нет! Ни слова более, – провозгласил он, подступив ближе и впившись пристальным взглядом в раскрасневшееся, потное лицо преуспевающего на вид толстяка. – Деньги! По крайней мере три карточки, сию минуту! Я предлагаю тебе великолепную возможность заручиться благосклонностью Иносущего. Сейчас ты утратил ее, однако еще способен избежать его недовольства, если только не станешь более мешкать. Ради собственного же блага подавай сюда три карточки, да поспеши, не то тебя постигнут ужасные, немыслимые злосчастья!
– Приличным людям даже глиссер в этом квартале останавливать противопоказано, – проворчал преуспевающий с виду толстяк, потянувшись к порткарту на поясе. – Я ведь просто…
– Если пневмоглиссер твой собственный, три карточки тебе вполне по карману. А я вознесу за тебя молитву… столько молитв, что в итоге ты, может статься, достигнешь…
