– А мне огненное колесо понравилось, которое в воду спустили, когда ты на берег вышла.
– Ага, мне тоже. Целая история с этим колесом потом была. Его ж бензином поливали, а это природе вредит. Старые хиппи ругались. Зато на празднике я со Львом познакомилась. Красив, как черт.
– Ну да, вы неплохо смотритесь.
– Как Фред с Дашей?
– Дался тебе этот Фред! Лучше.
Я ничего не сказала. У костра сидели Фред с Дашей и целовались. На мгновенье он повернул голову в мою сторону и снова отвернулся.
***
Было необыкновенно теплое утро. Я лежала на траве голая, раскинув руки, а сидящий рядом мальчик рисовал мой портрет цветными карандашами. Надо мной летала большая голубая бабочка, летала, летала – и вдруг села мне на грудь. Мальчик засмеялся:
– Как красиво! Не шевелись!
Недалеко от нас несколько человек, взявшись за руки и встав в круг, пели с закрытыми глазами:
– Хайратник, фенечки, шузы, смешные амулеты.
Под бесконечный разговор весна сменялась летом,
Под бесконечный разговор без темы и по теме.
Hеслась машина и мотор ревел, взрывая время.
Там еще жива Дженис Джоплин.
Там, там еще не отлита для Ленона пуля.
Hазад, в Уэмбли, автостопом до Вудстока…
– Я позабыл про свой маршрут и про свои проблемы,
Километровые столбы отсчитывали время.
Я обречен на вечный путь не к цели, а к химере,
Hо до тех пор, пока я жив – forever feelds strowberry!11
Там, там все по-другому.
Там еще осталось что-то важнее, чем деньги.
Hазад, в Уэмбли, автостопом до Вудстока…12
***
Сидя у костра, я лениво шурудила угли маленькой палочкой. Это была такая игра: накалить кончик, а потом выписывать в воздухе разные фигуры. Так я чувствовала себя почти настоящим файерщиком, устроившим шоу после вечернего Пау-вау. Неожиданно в центре маленького огненного круга возникло лицо Фреда.
– В деревню пойдешь?
– Зачем?
– Как зачем? За молоком.
Ну да, подумала я. Остальные продукты автохавка возит. А в деревню только за молоком и ходят.
– А почему я?
– Ну, Дашка спит, а людям сильно молока хочется.
Меня бросило в пот.
– Пойду.
Поначалу дорога была какой-то не очень веселой, по крайней мере, для меня. Я была смущена и растеряна. Фред не подавал виду, но мне казалось, мы оба понимаем: происходит что-то неправильное.
Даше было пятнадцать, и она вызывала у меня восхищение.
Фреду было тридцать, и он вызывал у меня онемение.
Вместе они были прекрасны.
***
Неподалеку от нашего лагеря жил один человек. Его палатка стояла у самой воды, спал он, высунув ноги наружу, и просыпался утром от того, что пятки щекотала волна. Тогда он вставал, улыбался, потягивался и бросался в реку. Потом выходил и долго валялся на берегу, на камнях, смотрел на солнце и щурился.
Местные звали его Буратино. Не знаю, почему. Буратино – и все тут. Он на такое прозвище только улыбался, должно быть, оно ему самому нравилось и было впору, как старые разношенные ботинки.
Иногда он заходил в наш лагерь и долго с нами беседовал. Говорил о Боге, о том, что даже у птицы есть свои грешки, что человек жить не греша не может.
Он читал нам вслух Библию, а Даша сидела к нему ближе всех. Она была маленькая, во всем голубом – наверное, говоря про птичку, Буратино имел в виду Дашу.
– Ничто происходящее, на самом деле, значения не имеет, – говорил Буратино. – Это просто события, которые сами по себе не имеют никакой ценности. Значимо лишь то, что мы выносим из происходящего. Если сегодня мне плюнули в лицо и оно стало от этого чище, значит, день прошел не напрасно.
