Лотофаги - страница 9



Напоенный полночной свежестью ветер трогал ветви садовых деревьев, шевелил побеги пырея возле заборов, клонил затяжелевшие от росы бутоны цветов на ухоженных грядках.

Отплевавшись, Илья побрёл домой. Нужно озаботиться похмельной лихорадкой, которая, как он знал, попортит ему наступающий день. Дома, припрятанные, лежали кое-какие деньги, и теперь ему взбрело в голову проверить, целы ли они. Придя, он разыскал в серванте книгу, куда в толщу бумаги заложил с вечера оставшиеся сто рублей, раскрыл её и понёс с собой в постель. Несколько раз повторил вслух название – книга называлась «Девяностые годы». На мягкой обложке были нарисованы уставшие крестьяне в широкополых шляпах: один, с голым торсом, стоя, пил из кувшина; второй дремал, опершись на лопату.

Положив роман под подушку, Илья завалился спать и скоро по дому разнёсся его перегарный храп.


Наталья Игоревна того только и дожидалась. Накинув халат, она аккуратно выбралась из кровати и вышла в кухню: надо было согреть и упаковать обед. Сегодня её смена. Она дежурила на КПП фанерной фабрики, сутки через трое.

Повинуясь привычке, она закружилась в давно и хорошо заученном танце: во-первых, умыться и сготовить завтрак, затем убрать в пакет постиранную сменную одежду, разогреть и наполнить съестным термосы. Управляясь с делами, Наталья Игоревна с удовольствием отмечала, что чувствует себя отдохнувшей и готова следующие сутки работать усердно и добросовестно, чего давно уже с ней не бывало.

Перекусив, она достала из погреба срезанные вчера грибы. За ночь они подсохли, кожица сделалась мягче, волшебный запах истончился, но не исчез, так что в груди защемило от приятных воспоминаний. Если уже запах производил столь дивный эффект на неё, то как скажется вкус?

Чтобы совсем размочить мякотку, Наталья Игоревна потушила грибы с овощами, а затем прокрутила их в мясорубке. По вкусу получившийся соус напоминал какую-то экзотическую дальневосточную приправу – вкусно, но ничего сверхъестественного. Упаковав всё в термосы и пластик, Наталья Игоревна взяла ключи от гагаринской квартиры и отправилась на работу.


В 6:10 Юлька выехала на МКАД. Просторные улицы ещё не успели заполниться транспортом, и она медленно, с удовольствием, катила по малолюдной Москве. На шоссе прибавила газу, и уже скоро за окном, перерытые техникой, открылись поля с заборами недостроев, а вдоль обочин замелькали жиденькие косы берёз да потемневшие от времени избы. И сразу стал омерзительным говор кривляющихся радиодиджеев. Юлька выключила магнитолу, опустила боковое стекло, и ушла в дневники памяти.

Двадцать шесть лет назад она обрелась в теле мальчика и получила мужское имя – Юрий. Детство проходило в тихом приуральском городишке, где разные люди, выходя поутру из квартиры, через час могут запросто встретиться на работе, потому что большая часть населения пригвождена судьбой к одному гигантскому предприятию. Таким предприятием в родном Краснокамске был целлюлозно-бумажный комбинат. С ранних лет, мать Юрки – тихое, но своенравное существо – работала на нём в должности аппаратчика химводоочистки. Здесь же она встретила мужа, у которого в год распада СССР нашли уже развившуюся опухоль в лёгких. Взрослел Юрка без отца. Мать, сделавшись вдовой, ударилась в веру, задвинула куда подальше наивные мечты о лучшей доле и потеряла остатки женственности, да и вообще, как казалось, интерес ко всему на свете, и только во имя сына продолжала отбывать номер среди живых. Впрочем, и сын очень скоро сделался заложником её экзальтированной религиозности: весь быт мать устраивала так, чтобы отгородиться от внешних тревог и предотвратить всякую неожиданность и ради этого неустанно придумывала, а затем вплетала в кружево их повседневности самые невероятные системы предписаний и ритуалов.