Чувства внутри отказывались угомониться. Я прижал Валерию к себе и уткнулся лицом в её ароматные волосы. Никогда никого у меня не было, ни брата, ни сестры, но сейчас… Кажется, я понял, что за чувство испытывал. Может, оно и не моё. Плевать! Может, оно на самом деле принадлежит Артемию. Плевать! Впервые в жизни я почувствовал братскую любовь.
Глупая трусливая истеричка? Пускай! Зато теперь у меня есть моя глупая трусливая младшая сестрёнка.
– Артемий, – тихо позвала Валерия.
– Что? – спросил я, отстраняясь.
– Не знаю, – честно ответила сестрёнка. – Просто раньше ты никогда так не делал. – Она вгляделась мне в лицо и задумчиво нахмурила брови. – Не беспокоился обо мне…
– Дураком был, – ответил я, – вот и не беспокоился.
– А что изменилось?
Валерия выглядела так мило, когда хмурилась. Она надула губки и забавно склонила голову набок. Не удержавшись, я засмеялся.
– Считай, что это я после «смерти» изменился, – ответил я, и в первый раз увидел, как она улыбнулась, мигом просветлев. Да, определённо её парню повезёт.
– О! Так ты уже пришла в себя? – раздалось от двери.
– Да, матушка. Спасибо, – ответила Валерия, садясь прямо. – Мне уже лучше. Извини, что заставила беспокоиться.
Анастасия Кирилловна подошла к кровати, приложила руку ко лбу Валерии и сдержанно улыбнулась.
– Кажется, всё в порядке. Ложись, – она накинула на Валерию край одеяла, – тебе надо отдохнуть.
– Да, – ответила Валерия, повернулась ко мне и снова улыбнулась. – Спасибо.
Многое бы я хотел ей сказать, но присутствие матушки Артемия меня напрягало. Между нами стеной повисало недоверие.
– Я тоже пойду спать. Устал после смерти.
Мы с матушкой Артемия вышли в коридор, и она прикрыла дверь в спальню дочери. После, обернулась ко мне и, как и все до этого, всмотрелась в моё лицо.
– Да я это, я, – ответил на её немой вопрос и широко зевнул. – Я и правда сильно устал, матушка. Пойду спать, а завтра поговорим, хорошо?
– Но как? – только и спросила она, и я понял, что отоспаться мне не светит.
8. 8. Магия!
Разговор с матушкой вышел совсем не таким, как я рассчитывал. Я её боялся! И чем детальнее были её расспросы, тем страшнее мне становилось. Откуда это странное иррациональное чувство, я не знал. И это по-настоящему пугало.
Мы спустились в гостиную и расположились там. Обойдя некоторые детали, вроде дружеского употребления горячительного с Никитосом, я рассказал о своём чудесном воскрешении, но она всё не унималась.
– Зачем ты спрашиваешь? – не выдержал я после очередного вопроса. – Это ведь настоящее чудо, что я выжил. Тут радоваться нужно.
– Ты был мёртв, – твёрдо, даже немного жестоко сказала матушка. – Я лично приезжала на опознание тела, и я знаю, что говорю.
Страх смешался со злостью.
– Я не знаю, как это произошло, – проворчал я, – но я рад, что я НЕ мёртв! Почему ты этому не рада?
И это, наконец, её проняло. На лице матушки промелькнула растерянность, а затем с неё сошла всякая напряжённость: поникли плечи и осунулось лицо, и она вновь стала похожа на обычную женщину, которой, однако, пришлось многое пережить.
– Я не знаю, сыночек, – ответила она и устало вздохнула. – Это так шокирует. Всех нас. Я уже попрощалась с тобой и раздумывала, как мы будем жить дальше? Что делать с твоим местом в канцелярии? А документы? Ты знаешь, какое море документов предстоит заполнить после твоей смерти?
– Но я же не умер. А значит, не надо никаких документов.
