– Ты слышишь меня?
Её голос стал тише, но слова проникали в его сознание, как теплое летнее солнце сквозь густую листву.
Борясь с пеленой сознания, Шмуль как будто чувствует её присутствие, как солнечный луч, пробивающийся сквозь густую листву. Он начинает бредить, восстанавливая обрывки воспоминаний – еле различимые сцены из детства, сковородка, полная горячих картошек, бульканье воды в кастрюле, смех друзей. Эти образы становятся его якорем в бушующем море.
– Ты молодой, ты сильный… Я поставлю тебя на ноги! – причитает Браха, её голос становится более уверенным, и в нём звучит нежная настойчивость. Вполне возможно, что она не просто говорит – она творит реальность. Ее слова – это мост, соединяющий их миры, и даже если он не может ответить, он ощущает тепло её заботы, постепенно вырываясь из мрака, словно нежные руки заботы и надежды вырывают его из трясины забвения. Ему хочется разжать губы, сказать ей, что он здесь, что он борется, но слова застревают в горле, как острые стеклянные осколки, колючие грани которых не дают возможности высказать то, что на сердце, оставляя только мучительное молчание.
Шмуль затихает, когда в его мир врывается Браха. Полная тревоги, она входит в его жизнь, словно пробуждение, её крик разносится по палате:
– Сестра!!! Ой! Ой! Ой! – восклицает она, в отчаянии хватая Шмуля за обе руки, ее пальцы мечутся в поисках пульса, как будто пытаясь поймать мимолетный момент.
Медсестра, вся – воплощение профессионализма, быстро подошла к кровати Шмуля. В её движениях нет ни капли сомнения – только холодная точность и выученная уверенность.
– Ну-ка…
Взяв его за руку, она щупает пульс. В воздухе повисает напряжённая тишина, словно время замерло, настраивая фокус на борьбу за жизнь.
– Дай-ка палец.
Медсестра берёт руку Брахи и поднося её палец к руке Шмуля, продолжает:
– Вот… сюда.
Уверенность в её голосе – текучая и плотная, словно ртуть – разливается по палате, пропитывая воздух невидимой, но ощутимой надеждой.
– Слышишь его? Жив пока ещё твой кавалер.
Браха чувствует, как успокаивающая улыбка медсестры смягчает её гнетущее волнение. Она замечает, как пальцы Шмуля слегка шевелятся – признак, проходящий сквозь струны её души, пробуждает в ней необъяснимую уверенность.
– Ты сможешь, – держа его руку, словно клянясь всем существом, что не отпустит, продолжает она.
– Взгляни на свет! Я здесь, я рядом. Держись за меня, ты должен…
Словно пробуждаясь от долгого сна, Шмуль в очередной раз пытается открыть глаза – сквозь прикрытые веки лучи света смутно проникают в его сознание. Тишина разрывается, и он слышит волнение в голосе Брахи. В её призывном тоне скрыта сила, которой ему так отчаянно не хватало, чтобы не сдаться. И пусть он оказался на грани гибели, эта едва заметная искра жизни пробуждает в нём последнее сопротивление – и сердце вновь начало биться с упрямой уверенностью.
– Пошли, – зовёт медсестра.
Не отрывая взгляда от Шмуля, Браха послушно следует за ней, помогая раздавать тарелки с кашей, как будто бы собираясь вложить в каждую порцию каплю своей души.
Скоро она погружается в рутину забот: кормит одного больного, второго, третьего, причёсывает бывшую красавицу, превращённую войной в старушку, перевязывает ногу какому-то старику с усталыми глазами. Её руки – ловкие, уверенные, полные заботы, как нежный дождь, питающий иссохшую землю. Каждое её движение, словно солнечный свет, освещает больничные палаты, наполняя темные уголки теплом и надеждой.
