Любовь, смех и хоботы - страница 12



Она присела рядом с Крифом. Его губы были слегка приоткрыты. Она наклонилась и осторожно поцеловала его в лоб.

– Вы с ним посидите? – будничным тоном спросил Конси Речеф.

– Конечно, – сказала Элета. – Всегда. Слушайте… Почему вы нам помогли?

Мясник пожал плечами.

– «Сегодня вы, завтра – я», – молвил он. У неё создалось впечатление, что он кого-то процитировал. Речеф отвесил ей маленький поклон и вышел.

Она осталась, прокручивая в голове разговор с Мареком. Он окончился сумбурно. Она что-то выпалила, отчаянно избегая слова на букву «л», но он всё равно её прекрасно понял. И помог найти слова – о радостной рутине, о времени, о крепком плече рядом…

Она ещё сомневалась. Её запрограммировали крепко: за один вечер не стереть, не вырезать. Сердце ещё желало пообливаться кровью.

Но она пообещала себе, что больше никогда не вернётся к пустой коробке на свалке.

Красота

Автор: Елена Букреева

‒И этот пакет, он как будто танцевал со мной…

Из фильма «Красота по-американски»

…а ещё я думаю о том, что всё это могло бы не произойти, не окажись я случайно на другом конце города.

«Другой конец города» – говорю и представляю бельевую верёвку, на которой сушатся: дома вместе с их жителями; тополя, набитые пухом; новые трамваи с кондиционерами рядом со старыми, которые без; собаки, выгуливающие сонных хозяев; развалины так и недостроенного Дворца культуры; тротуары, дороги, тропинки в парках, машины, светофоры, бордюры, пешеходы и переходы.

На одном конце этой веревки – наша девятиэтажка с четырьмя подъездами. Во втором подъезде пахнет кошачьей мочой и грязным ковром, который Жанна Иосифовна из тридцать пятой постелила у лифта. Если на улице выпадает снег, уже на следующий день ковёр начинает неприятно чвакать под ногами и не перестаёт так делать почти до самого лета. Ковром этим Жанна Иосифовна дорожит и очень гордится: «Вот уютно же, как дома». Однажды я помог Жанне Иосифовне с тяжёлыми сумками, занёс их прямо в квартиру и приблизительно понимаю, что она имеет в виду под словом «уютно». А когда в прошлом году ковёр внезапно исчез…

– Вечно ты перескакиваешь с одного на другое! Вот при чём здесь ковёр, который пытались стащить эти бомжи?

Это Анна Андреевна, моя мама. Она всегда говорит, что я перескакиваю, и считает всех, у кого длинные волосы и рваные джинсы, бомжами. А на самом деле это были музыканты, которые устраивали бесплатный концерт в сквере напротив. Они просто одолжили ковёр, чтобы поставить на него барабанную установку. И хоть пропажа быстро нашлась, вернулась даже вычищенной, всё равно приходил участковый и терпеливо выслушивал: «У меня муж инвалид, я двадцать лет здесь живу, развели вседозволенность, я это так не оставлю», а в подъезде ещё долго пахло не только кошками, но и валокордином.

‒Если не умеешь нормально рассказывать, лучше замолчи и поправь подушку, шея затекла.

Мама не злая, просто устала болеть. Уже семь лет она прикована к кровати, точнее, к старому раскладному дивану в нашей маленькой, давно не видевшей ремонта двушке: общая площадь тридцать семь, жилая двадцать четыре (восемь и шестнадцать), кухня шесть (есть возможность увеличить на три квадрата за счёт балкона), санузел совмещен. Пару лет назад мы пытались продать квартиру, чтобы купить что-нибудь поближе к поликлинике. Точнее, Михаил Ильич пытался ‒ это его риелторская контора в цокольном этаже дома, а вывеска под нашим окном, на третьем: красные буквы на белом фоне «Агентство элитной недвижимости „Пантеон“» и стрелочка вниз. Из-за вывески мы и познакомились с Михаилом Ильичом. Он приходил договариваться, чтобы монтировать с нашего балкона. Он же и подкинул идею с продажей и сам разместил объявление.