Любовные истории в Стране восходящего солнца - страница 9

Дзюннин умер поразительно своевременно, положив тем самым конец начавшемуся было противоборству. Свое посмертное имя, под которым мы его знаем, он получил уже в XIX веке, случай довольно необычный. А в стране началось новое правление Кокэн, которая не замедлила взять новое имя – Сётоку.

Императрица Кокэн. Старинная японская гравюра

Докё получил необычный титул «дайдзин-дзэндзи», что означает «министр-монах». Звание невиданное раньше, и можно представить, в какое изумление пришли придворные, но это было только начало! Последовал указ, который гласил: «Хотя я обрила голову и облачилась в одежды монахини, я должна повелевать Поднебесной. Согласно сутре, Будда рек: “О цари! Когда вы всходите на престол, вы должны пройти бодхисаттвы чистейшее посвящение”, а посему для того, кто стал монахом, нет причин, чтобы отстраниться от управления. Почитаю потому за благо, чтобы у меня, императрицы-монахини, был министр-монах».

Размах свершений Докё был воистину богатырский. Надежное положение при императрице Сётоку открывало окно безграничных возможностей. По всей стране развернулось строительство буддистских храмов, ну а что за храм без земельного надела! Правда, с относительной независимостью буддистской общины было покончено, она оказалась под бдительным контролем государства. Была проведена ревизия, которая выяснила, что в стране насчитывается около восьми сотен монахов и вдвое меньше монахинь – не такое уж и огромное число искателей спасения. Теперь каждый послушник или послушница, пожелавшие пройти посвящение, должны были ожидать решения специального совета духовенства и постановки личной печати самого Докё. Заодно все последователи пути Будды были включены в систему государственных рангов, что автоматически объединило их с многочисленным чиновничеством. Конечно, аналогия с синодальным периодом в истории православной церкви весьма натянута (чем грешат многие сравнения и аналогии), но все-таки что-то в этом есть. Монахам, не прошедшим, как бы мы сказали, регистрацию, строго запрещалась бродить по дорогам, болтать и смущать неокрепшие умы своими разглагольствованиями. Здесь мы должны внести небольшую ясность в вопрос распространения веры в Стране восходящего солнца. Аналогия с крещением, когда главная цель миссионера – убедить как можно больше язычников и загнать их в реку, не совсем верна. Каждый, кто присоединился к Церкви, будет спасен, и это прекрасно! В Японии же власти рассматривали буддизм как форму магии, которая пришла из-за моря и которую не худо бы использовать с максимальной эффективностью. В каждой провинции должен быть храм, где будут возноситься молитвы, но движение веры в массы совершенно излишне, скажем больше: вредно. Таким образом, и во время всемогущего Докё положение буддистской общины было не лишено истинно японского своеобразия. В конце концов, если слишком много мужичья бросится спасаться от гнета колеса кармы, то кто, спрашивается, будет сеять рис, воевать с варварами и выносить мусор? Чтобы массы не чувствовали себя обделенными вниманием на этом празднике духовности, они могли заняться вырезанием деревянных пагод. Мятеж Фудзивара породил скверну, и для очищения от нее было решено вырезать миллион этих самых пагод. И для души польза, и народ избавится от вредной привычки к безделью в свободное от работ время.

Как говорилось выше, монах оставался непогрешимым авторитетом, «Нихо рё: ики» не даст нам соврать. В притче с красноречивым названием «Слово чудесное о том, как монах присвоил дрова для кипячения воды и переродился быком» говорится предельно ясно: «