– Ну, дозвонился или нет?– спросила она с грубоватым сочувствием.
Долгов сердито взглянул на нее исподлобья и промолчал.
– Какие мы надутые… Чего всухомятку-то молотишь? Заходи, чаем угощу. Замерз, поди?
– Замерз или нет, вам-то что до этого?– проворчал Долгов.
– Вот это да!– воскликнула она с напускным возмущением.– Я для него стараюсь, печь топлю, а он – гляньте-ка на него!
Долгов сконфуженно прикрыл рюкзак, скрестил руки на груди, всем видом показывая, что не следует нарушать его покой, тем более подглядывать за ним. Что за привычка подглядывать, когда человек ест?..
– Ну так что, обидчивый?– не отставала женщина.– Зайдешь чайком погреться?
– Не хочется что-то,– буркнул он неуверенно.
– Больше всего не люблю упрашивать всяких!..– взорвалась она и раздраженно захлопнула дверцу.
Долгов усмехнулся:
“Один – один, боевая ничья. А то ишь!..”.
И тут же представил, как эта красавица нальет сейчас чашку чая и будет пить одна, томно вздыхая. С сушками, наверно, будет пить. Или с маковыми сухариками. Вот если бы она не так грубо приглашала… улыбнулась разок, что ли.
Он снова раскрыл рюкзак. Хлеб, вроде, свежий. Утром на какой-то станции купил, а всухомятку что-то не лезет. Запить бы чем-нибудь мокрым. Раньше на вокзале бачки с водой были. И кружки на колодезных цепях.
“Пусть,– думал он.– Теперь она ко мне не сунется… Сами, между прочим, виноваты – избаловали их вниманием, красавиц писаных.”
Долгов жевал хлеб, то и дело поглядывая на окошко кассы. Скрипнула дверь. Он повернул голову и замер с набитым ртом – на пороге, кутаясь в пуховой платок, стояла красавица и насмешливо улыбалась. Долгов поперхнулся и закашлялся.
– Неплохо устроился,– сказала она, решительно направляясь к пассажиру, которого сильнее душил кашель.
Долгов только рассержено взглядывал на нее, вытирая ладонью слезы. Красавица подошла и с размаху врезала кулаком по его спине. Рука у нее оказалась тяжелой. Кашель прекратился.
– Полегчало?– участливо спросила она.
А он сопел и не желал встречаться с ней взглядом.
– О-би-и-делся,– удивленно протянула она и всплеснула руками.– Ну, извини, извини, такая уж я злыдня. Не за того тебя приняла. Тут, знаешь, кобели, а не мужики, ни стыда, ни совести. Огреешь одного-другого шваброй, тогда только начинают котелками своими пьяными варить. Не серчай.
– Да ладно, чего там,– пробормотал Долгов, чувствуя неловкость от ее извинений.– Я, может, тоже не за ту вас принял.
– Это за кого же?
– Не скажу.
Она засмеялась:
– Тогда пошли, чай остынет.
Он улыбнулся немного натянуто:
– А почему бы и нет, если такая женщина приглашает.
– Ну, вот и ожил.
В небольшом служебном помещении было тепло и уютно. В углу топилась печь, от которой слегка несло чадом горевшего каменного угля. На плите тоненько попискивал чайник. Стол, стулья.
Хозяйку словно подменили, как только она оказалась в своей комнате. Помогла Долгову снять куртку, повесила ее на вешалку, усадила за стол. Разлив по чашкам душистый чай, придвинула поближе к оробевшему гостю тарелку с подрумяненными пирожками.
– С брусничкой. Угощайся, сама пекла.
Пирожок был вкусным, а чай – с морозу-то – просто божественный напиток. Может, и север окажется не такой уж дикий?
– Очень вкусно, таких я еще не пробовал, – умиротворенно вздохнув, сказал он.
– Так уж и не пробовал,– недоверчиво улыбнулась она.– Правда, нравятся?
– Чистая правда. Ягоды сами собирали?
