– А кто же за меня их соберет – помощников-то нет.
– А…– начал было Долгов и осекся.
– Что, муж?– засмеялась она.– Муж объелся груш – пять лет как развелись, слава тебе Господи.
– Характерами не сошлись?
– При чем тут характеры… Пил, руки распускал. А-а…– махнула она рукой, погрустнев.– Дочь есть. Замужем, в Инте живет.
Долгов как-то незаметно для себя приканчивал третий пирожок. Спохватился, отодвинул от себя тарелку.
– Ты ешь, не двигай. Засохнут – невкусные будут.
– А вы… что вы здесь делаете?
– Как что? Я здесь родилась, куда я отсюда?.. Мой дом рядом, первый от вокзала. Ты туда стучался. Ну думаю, не стал бы алкаш двери ломать.
Они засмеялись, и этот смех растопил остатки льда. Долгову стало так тепло и душевно в этой служебной комнате, что он забыл и про машину, которая не хочет за ним заезжать, и про буровую, куда его не желают везти. Просмеявшись, но еще не согнав с лица улыбку, она сказала:
– А вообще-то похвастать нечем – обычная серенькая судьба.
“Серенькая судьба у такой яркой женщины?!”
Долгов украдкой, довольно нескромно, скользнул оценивающим взглядом по эффектным грудям под натянутой кофтой, широким бедрам, тонкой талии и ниже, к упругим икрам, соблазнительно обтянутых теплыми колготками. Она перехватила его взгляд и лукаво улыбнулась. Долгов смутился, как нашкодивший мальчишка, и уткнулся в чашку, сосредоточенно разглядывая плавающие в ней чаинки. Повисло неловкое молчание. Настороженно подняв глаза, снова встретился с ее взглядом. И уловил в нем искорку то ли дружественной иронии, то ли особого какого-то женского покровительства. Ему вдруг захотелось быть смелым и бесшабашным, выдать ей для начала какой-нибудь закрученный комплимент, но он сдержал себя, подумав о загадочности женской души. “Сбавь обороты, парень. Может она приняла меня так, потому что ей неловко за грубость.”
Она вдруг поднялась и сказала смущенно:
– Ну, расселась… Вы еще попейте чайку, а я пойду позвоню на вашу базу насчет машины. Номер телефона знаете?
Долгов кивнул, суетливо порылся в карманах, протянул клочок бумаги. Подумал с неудовольствием, что вот она уже на “вы” перешла, вроде как глухую стенку выстраивает.
Когда она ушла в кассу, где стоял телефон, он вдруг разволновался, зачем-то подальше отодвинул чашку и замер в напряженном ожидании, нервно выстукивая пальцами по столешнице. Убрал руки, откинулся на спинку стула, стараясь расслабиться, даже попытался тихонько насвистывать.
“Сбавь, сбавь обороты, старый дурак,– попробовал поиздеваться над собой, хотя, по правде сказать, ни старым, ни дураком себя не считал.– Ты приехал сюда кочегарить, холодный север отогревать, а не ухлестывать за местными красавицами… Смех и горе!”
В самом деле, что это с ним?! Услышав через дверь, что телефонный разговор окончен, Долгов подавленно сжался, чувствуя, что настает время выметаться отсюда по-хорошему.
Так оно и было. Хозяйка появилась в дверях и с улыбкой сообщила, что дозвонилась, и что машина будет у переезда с минуты на минуту. Долгов поблагодарил за угощение, молча оделся, взвалил рюкзак на спину и, враз поскучневший, замер у выхода, растерянно теребя в руках шапку.
Может, впервые за много лет он почувствовал себя не просто существом сильного пола, которого ценят соразмерно величине денежной суммы в кармане, которую он исправно приносит в семью. Он почувствовал себя полноценным мужчиной, который может любить, который вправе надеяться на ответное чувство. Он вдруг с удивлением открыл для себя, что был не прав, считая, будто нет на свете счастья. Оно где-то тут, он чувствует его неуловимое присутствие, его можно найти, стоит только приглядеться, стоит только помедлить на пороге этой служебной комнаты, посреди которой стоит она, которую он, конечно же, видит в последний раз…
