– Да бросьте вы! – вскричал Берлинер. – Это все ерунда. А вот к вам надо обращаться Мисс Вселенность.
– Это почему же? – полукавила она.
– Потому что вы самая очаровательная девушка во всей звездной Галактике!
– Подобное, конечно, льстит, но я о себе так не думаю, потому как есть красивее.
– Где же? – вырвалось у него.
– Ну хотя бы вот! – и она указала на соседний с его комнатой балкон, на котором стояла сисястая горничная и выколачивала ковровую дорожку.
– Габи! – вскричал он. – За что же вы меня обижаете?! Это же, не при женщине будь сказано, крокодил!
Габриэль мило улыбнулась и произнесла:
– Ну ладно! Мне пора.
– Так вы уезжаете одна? – почему-то задал он глупый вопрос.
– Нет, – ответила она, – с ним! – И кивнула на заднее сиденье. Там громоздился надутый матрас с мордой крокодила.
– Между прочим, – сказала она, – крокодил – мое любимое животное.
Он не нашелся что сказать, и тогда она прояснила сама.
– Он – понятный! Тут уж ясно, кому палец в рот нельзя класть. А вот вы…
– Неужели я такой загадочный? – спросил он.
– Вы – тайный. Знаете, бывает явный чиновник почему-то называется «тайным советником». Так вот и вы. Открытости в вас я что-то не обнаружила.
– Но ведь мы еще не знакомы! – вскричал Авенир.
– Тем более, настоящий мужчина старается поскорее продемонстрировать увлекшей его женщине свои достоинства. А вы как-то сникли. Или та, – она кивнула на горничную, – так и не выходит у вас из глаза?
– А можно, – начал он, – я в качестве пассажира сопровожу вас до дому?
– Мне, не скрою, – начала она, – приятны ваши ухаживания. Но я боюсь вас огорчить.
– Чем же?
– Не чем, а – в чем.
Он напрягся, слушая, что она скажет в следующую минуту.
– Знаете, – начала она несколько раздумчиво, – я – дикарка.
– Что – царапаетесь?
– Нет, кусаюсь!
Она засмеялась с таким красивым, перламутровым, можно сказать, переливом.
– Я приехала сюда отдыхать диким путем.
– В машине спите? – тревожно спросил он и чуть подъюморил: – С крокодилом?
– Да жилье вроде у меня есть… – начала она. – Ну если хотите, поедем – глянете.
Ехать пришлось настолько недалеко, что он даже разочарованно экнул.
Домишко действительно был не ахти. И начинался прямо с улицы. Словно его сотворили из того же булыжника, которым выложили мостовую.
Дверь внутрь его не была отворена, а именно отверста – таким он был древним и заплошавшим.
В глубине небольшого дворика стояли две качалки.
– Вот это и есть моя гавань лет, – неожиданно произнес голос, и из куста выпростался полный одышечный старик и, протянув руку Авениру, как ему показалось, сказал нехорошее слово.
– Грибец его фамилия, – перевела Габи. – Не Гребец, как слышится и не Глыбец, что соотвествовало бы его комплекции. А – Грибец. Наверно, – она засмеялась, – так когда-то кто-то назвал оплывший, почти трухлявый гриб.
– Я вот тебе! – погрозил старик своим массивным средним пальцем.
– Зовите меня дядя Ар. Ибо – Аарон я.
Пока Габи загоняла во дворик машину, старик ему сообщил:
– Возле нее все ибнут.
– Как? – вопросил Авенир, исчитав это слово как «гибнут».
– Дуеют, – как ему показалось, прояснил Аарон.
– Гибнут на дуэли? – чуть прихолодел душой Берлинер, краем сознаная отметив, что за такую женщину не грех с кем-то и сразиться.
К ним подбежал шалелый кобелек с рассеченной губой.
– Вегишь, – сказал Грибец, – и он ко всем гивнует. Вот сейчас попгобуй, подойди, кинется.
Авенир не ответил. А старик гнусаво добавил:
