Ленчик понял, что нужно молчать. Если ты еще жив, то значит есть какая-то надежда. Маленькая, какая другая, но есть!
6
Полицейский участок на Авиамоторной имел дурную славу. Славу по мелкашке. На один квадратный метр в месяц – одно мелкое дело. Мелкие кражи, драки дома, на улице, телефонные угрозы, бомжи и бездомные собаки, порча витрин, автобусных остановок. Сотрудники скучали по настоящему делу. Но не смотря на отсутствие оных, в районе ежеквартально проводились рейды – проверяли в метро, вузах, крупных сетевых точках, типа «Магнита» и «Пятерочки», даже останавливали на улице. В обезьяннике регулярно сидели по десять, а то и пятнадцать человек.
Ленину посчастливилось иметь козырную фамилию, звание старлея, и сидеть на горячем не остывающем стуле. Рядом на столе с неровными стопками бумаг, стоял остывший чай, в котором плавал замученный лимонный кружок. За решеткой стоял парень с бородой, но без усов.
– Отпустите, меня мама ждет, – сказал он с акцентом. Парень был на удивление спокоен, как будто это происшествие было в радость. Общение, пусть в таком подневольном месте.
– Запишем показания, – вяло сказал старлей, – распишешься, если девушка не захочет получить компенсацию…
– Компенсацию? За что?
– Ты приставал к девушке.
– Она выбирала пиво, я подошел помочь ей. У нас все так в Дагестане делают.
– Вот когда будешь у себя в Дагестане, то…
– Зачем так? Я же с чистой душой. Работаю. Хорошо, когда есть работа. Вот у тебя есть работа – это хорошо. И у меня есть работа. Я хочу, чтобы Мурлдидзамов, мой начальник не ругался, чтобы видел, что Мурат не болтается без дела, он помогает. Знаете, как он хвалил меня. Я маме написал… то есть сказал, что у меня нет врагов, я всех люблю.
– Ты ее обнял. Она тебе не сестра, не любимая, она посторонний человек.
– Вот именно, – бодро сказал он. – Если бы я знал, что так непринято. Просто когда я иду по улице и вижу красивую девушку, тут же заговариваю с ней, а если она мне отвечает, то это значит, что ей будет приятно если я ей руку пожму.
Дверь была открыта. Но вряд ли это могло бы остановить вбежавшего человека. В его руках были бумаги и тонкий бутерброд с тонкой колбасой.
– Молодой, ты чего такой замученный?
Тот рукавом вытер лоб, вытянул из внутреннего кармана платочек, скомкал и бросил в ведро. Бутерброд полетел туда же.
– То бабули падают, на Собянина жалобы строчат. Мы то чего? Как будто мы можем все. Не мы плитку кладем. А они разве слушают? У них не пробка, у них дюбели для бетона. То вот сводка пришла. Это безумие какое-то.
Только сейчас он заметил отсутствие бутерброда и начал искать его, подозрительно посматривая по сторонам.
– А то. Безумие наша работа. Для этого нужно быть малость того.
Ленин работал с Молодым два года и находил его поступки пусть несколько эксцентричными, однако тот уже успел проявить себя как надежный друг.
– Что у нас? – спросил Ленин, забыв про обезьянник, про все дела сразу. У Молодого были неровности, но он никогда не входил, тем более вбегал без звонка или стука.
– По делу о маньяке номер один. Пропал еще один парень. Как сквозь землю. Вышел ночью из дома в два пятнадцать. Должен был ехать в клуб. Там его ждали подвыпившие друзья. Мама отпустила на такси. Она не спит ночью, посматривает за отцом-астматиком, да и машина тоже во дворе без защиты.
– Такси? Так, так…
– Ангел, «Везем!, три семерки, проверили все, кто был в этом районе. Ничего. Был еще один чукча, говорил, что помогал одному парню уехать.
