– Твоя мать очень гордая женщина, но даже она очень скоро смирилась.
– Быстро ли она отреклась от своей веры?
– Быстро ли? – отец усмехнулся. – Только ей пригрозили высечь ее плетьми, как она отреклась от всего на свете, даже мать родную продать была готова. – он засмеялся в тон довольному смеху сына.
В это время в доме, в пальмовом саду, Амаль, спрятавшись между деревьями, наблюдала за Лизой, что сидела у пруда. Вдруг недалеко от себя девушка заметила младшего брата и, незаметно прокравшись между листьев, приблизилась к нему.
– Что ты здесь делаешь, Мурад? Не время ли читать Коран?
– Да, сестра, не время ли? – ответил юноша, прищурив глаза.
– Я прогуливалась здесь и, увидев тебя, подумала, что… – она высоко подняла некрасивые брови и криво улыбнулась. – Не подглядываешь ли ты за невесткой? Точно! – она вдруг вытращила глаза и показала на брата длинным пальцем.
– Что ты это говоришь? Я здесь тоже прогуливаюсь… – Мурад забегал глазами и вспотел. – Да что ты… Что ты… – он не нашел, что ответить, и отвернулся.
– Да! Я заметила, как ты крался возле спальни сегодня утром. И эти лукавые, хитрые глаза, что косились на нее сегодня за столом… Это нехорошо, Мурад, нехорошо… – прошептала девушка нравоучительным тоном. – Взгляни! – крикнула она, и юноша невольно бросил восторженный взгляд на сидящую у пруда Лизу.
Амаль засмеялась.
– Что ты делаешь, глупая! Она могла услышать! – тревожно заговорил Мурад. – Никакого сострадания в человеке. Понятно теперь, от чего тебя никто замуж не берет. Я бы тоже не взял. Некрасивая, глупая да и злая к тому же.
– Перестань… – произнесла девушка сквозь слезы и ударила брата по руке.
– Да ты… Ты еще и строптивая какая. – не унимался брат, узнав, как задеть и расстроить сестру.
– Мурад, зачем ты говоришь все это? – всхлипывая, спрашивала Амаль и утирала слезы. – У тебя хватает совести смотреть на жену брата в то время, как он больше года мечтал о ней… Я всегда любила Наримана больше, чем тебя… В тебе же ничего доброго! Отвернись! Отвернись! Не смей смотреть на нее… Я все расскажу брату… Я расскажу абби…
– Что ты несешь? Мечтал… – пытался юноша передразнить сестру. – Мало ли в Фесе красивых женщин, что он решился выкрасть ее из России? Посмел пойти против воли родителей и Аллаха, а ты его защищаешь…
– Неужто ты забыл, как он поник и, будто потух, с тех пор, как увидел ее?
– Сейчас его состояние не лучше. – возразил Мурад. – С утра ходит, как тень, молчит… Видно не понравилась она ему.
– Нет! – не унималась Амаль. – Он любит ее… Любит, слышишь? Наверное он расстроен из-за вчерашней церемонии, когда она отрекаться не хотела…
– Вот и все. – отрезал юноша, не желая продолжать разговор.
– Действительно, все. Достаточно говорить об этом. – продолжала Амаль уже спокойно и сдержанно. – Но все равно, если ты будешь вести себя так, как сейчас, я точно все расскажу абби и брату… Пусть он больше смотрит за женой, чтобы ты на нее не смотрел. – она встала, расправляя подолы одежды, и пошла прочь, пробираясь чрез кусты.
– Давай, давай, расскажи все и маме тоже… – крикнул вслед сестре оскорбленный Мурад и, встав, выбрался из кустов.
Оглядевшись, нет ли кого по близости, он направился к пруду, где до сих пор сидела Лиза. Неуверенно ступал он по узкой дорожке, выложенной светлым камнем. Пальмы еще пока скрывали его от взора девушки, потому юноша шел медленно, как бы крадясь, и неловко прятал руки за спину. Но вот совсем близок стал пруд, обложенный морскими ракушками и блестящими камнями, на фоне которого Лиза казалась еще большей красавицей. Она вдруг представилась ему в сказочном свете. Ласковый ветер нежно играл ее рыжими, словно пламя, волосами, и так изящно солнечные лучи скользили сквозь ее длинные ресницы, тени же деревьев, точно льющиеся волны прибоя, ложились на белую и гладкую кожу милого и чуть печального личика девушки. Мурад совсем остановился и вздохнул, глубоко и несколько нервно. Наконец, он выпрямился потер до горяча ладони и, встряхнув густыми волосами, направился к Лизе с свободным и непринужденным видом.
