Маяковский и Лиля Брик. Падшие ангелы с разбитыми сердцами - страница 9
– Точно как ребенок, – заметила я, глядя на мечущееся по квартире создание. – О каких тебе романах думать только?!
Я тогда еще не знала, что именно Эльза станет катализатором судьбоносной встречи длиною в жизнь. И что именно Маяковского я назову одной из своих главных любовей в жизни. А Эльза не находила себе места до тех пор, пока в дверь наконец-то настойчиво не позвонили. На пороге стоял ОН!
Маяковский только вернулся после летних каникул в Финляндии. Я такой бесцеремонности не ожидала. Маяковский говорил в такой манере, что складывалось ощущение, что он хамит… И я тут же приняла этот вызов. Он зашел в гостиную и завалился на стул – даже не сел, просто рухнул, как мешок! Дерзкий, хамовитый, чуть ли ноги на стол не положил… Я только проследила за его действиями, не стала делать замечание. И что только нравится моей сестре в этом странном, непонятном человеке?..
Напоили Маяковского чаем и накормили обедом. Эльза, моя глупая, наивная сестра, кружила над ним весь вечер. Постоянно умоляюще смотрела на меня, просила терпеть, ведь он – талант. И не ошиблась. Я заводила разговор о разном, но только не о стихах, Володя раздражался и злился. Казалось, в нем бурлил, кипел нескончаемый поток мыслей, а иногда он замирал, прислушивался, не проскользнет ли в моих словах или словах Оси намек на его стихи. Маяковский произвел на меня тогда очень странное впечатление. Весь такой нескладный, громадный, как глыба, с волевым подбородком и тяжелым взглядом, которым, мне казалось, он хотел произвести впечатление, и, почему-то казалось, что именно на меня. Он сердился и язвил, и вдруг становился мягким и спокойным. Я решила больше не мучить Маяковского, хотя, признаюсь, было интересно наблюдать за его лицом. Он вышел на середину комнаты и стал читать. Ни разу не запнулся, не остановился и читал мне, смотрел мне в глаза. И взгляд его уже не был тяжелым, скорее, это был крик: «Теперь ты будешь слушать! Теперь ты услышишь». И слушала, переглядываясь с Осей и горящей от счастья Эльзой.
Уже позже Володя скажет мне, что день нашей встречи он считает «радостнейшей датой», и, обнимая меня, будет часто шептать: «Я читал «Облако в штанах» и видел только тебя. Не было ни Осипа, ни Эльзы, ни комнаты, ни потолка и пола. Была только ты и твои глаза, которые, как рука, через горло тащили мою душу наружу».
Маяковский закончил читать и обвел аудиторию взглядом. И тут же по своему обыкновению с порога начал хвастать тем, что никто не может писать стихи лучше, чем он, и, поглядев на нас с Осей, безапелляционно добавил, что его стихи никто не понимает и уж точно не умеют читать так, как это нужно.
– Давайте мне любое ваше стихотворение, и я его прочту! – без тени смущения сказала я.
Поэт с удивлением посмотрел на меня и дал мне стихотворение «Мама и убитый немцами вечер». Быстро пробежав глазами по строчкам, я вышла в центр и стала читать! И как потом Володя сказал мне, я прочитала его именно так, как поэт и хотел, как будто почувствовав то, как прочел бы его он сам.
– И как вам? – с жаром воскликнул поэт после того, как я дочитала последнюю строчку.
– Не особенно, – холодно бросила я и удалилась на кухню, пока опешивший от такого неожиданного мнения поэт не нашелся что ответить.