А с противоположной стороны, европейцы, откусывая шоколад, сытые, одетые в тёплую амуницию спокойно, без сожаления наблюдали в бинокли, как вымирает население огромного города. Ещё и гордились своей работой. И это потомки выдающихся просветителей, авторы первых Конституций, многовековой христианской культурой. С Папским Ватиканом в конце-концов… Нет, такое мы не должны забывать, сколько бы лет не прошло. И нам, сыновьям блокадников, и нашим потомкам следует помнить
– Wer ist das der Europäer.
Ленинградский фронт бил врага, мужественно сражался. В старших классах средней школы, на летних каникулах, я работал два месяца на монтаже электростанции, ТЭЦ-1 Сумгаит. Мотивация у родителей была простой, «нехрен» три месяца болтаться по дворам и улицам, иди осваивай рабочую профессию, пригодится в жизни.
Проходя в обеденный перерыв через турбинный цех, я остановился и с восхищением стал рассматривать рельефный торс, оператора электрогенератора No 8. Лето было жаркое, оператор аккуратно вешал тельняшку подсушить на сквознячке. Его шрамы по торсу просто завораживали.
Заметил меня он жестом подозвал:
– И что стоим? Давай, подходи. Я тебя знаю, твой отец Блокадник, не так ли?
Я кивнул, подошёл. Так, мне посчастливилось познакомиться с ветераном ленинградского фронта, морским пехотинцем, слушать его истории. В следующие дни в обеденный час я уже спешил к турбине No 8 со своими кулёчком домашних котлет, луком, солью и хлебом. Отхлёбывая чай из термоса, мы говорили о жизни и, конечно же о войне на Ленинградском фронте. К сожалению, прошло много лет, и когда пишу эти строки, ни имени, ни фамилии героя вспомнить не могу, только внешность. Было ему лет 35, сильный, добрый, чем-то похож на бойца в тяжёлом весе, Федора Емельяненко.
Один из его рассказов я запомнил на всю жизнь: «Мы, молча, в белой маскировке пошли на немца, огибая убитых на снегу. Они, конечно, тоже нас заметили, не стреляли. Их унтер увидел в нас «лёгкую добычу», решил потренировать своих пехотинцев в рукопашной. Здоровые, хорошо обученные солдаты с победоносным рёвом повыпрыгивали из траншеи, с азартом на сытых лицах устремились на нас. Улыбались, гады. Нас как током пробило.
Заорали «УРА!» и со звериным оскалом, с матюгами схлестнулись в рукопашной. Все смешались в смертельном клубке. Бились штыками, прикладами, сапёрными лопатками, кому как сподручнее. В моём сознании бой завертелся в замедленном виде, глухие удары, вопли с разных сторон, кровь по снегу. Больше инстинктом, чем глазами, ощутил как их унтер, долговязый немец, разбрасывая наших, упрямо продвигается в мою сторону.
– На меня идёт, – пробило в сознании. – Сильный! Тренированный!
На мгновенье встретились взглядами…
Долговязый просчитался. Я с яростью вогнал ему меж рёбер штык, а выдернуть не могу. Дёрнул, не выходит, дёрнул… Вспышка в мозгах, искры из глаз, рухнул и потерял сознание…
Короче, крепко получил прикладом по голове. Каска спасла.
Очухался, приподнялся. Остатки немецких пехотинцев удирали со всех ног. Наши не преследовали, своих ещё живых подхватывали и в свои траншеи. Мне помогли встать на ноги. Бойцы рассказали, как унтер-вожак свалился, немцы дрогнули и побежали к своим траншеям.
– А тот, кто вас по голове прикладом, почему не добил?
– В рукопашной на упавшего не отвлекаются, вертеться надо, драться …один упал, ряды сомкнулись, – и засмеялся.
