Потом, когда Павел Васильевич, удобно разместившись у телевизора смотрел кино, по белой стене рядом с ним сверху вниз прошелся какой-то мохнатый и большой паук, так что Павлу Васильевичу пришлось немного посторониться, чтобы дать ему дорогу. По инерции Павел Васильевич поднял было руку, чтобы прихлопнуть паука, но в последний момент решил этого не делать. А вдруг это и не паук вовсе? Вдруг в этом пауке живет сейчас душа его дедушки Егора Сергеевича? Дедушка Егор в старости был такой же сухой, волосатый и неразговорчивый.
На следующее утро все постояльцы большого купеческого дома встречали солнце на ступеньках крыльца. Сбоку, возле чугунной ограды, сидел Павел Васильевич в синей футболке и белых кальсонах. Рядом с ним разместился пришлый мужик Иван. Рядом с Иваном – подслеповатая беспородная псина, а рядом с псиной – беззубая кошка с блестящими глазами. И все они были как одна большая семья, все они были как родственники.
В двадцать пять лет как мы смотрим на женщин? Да примерно так же, как провинциальные зрители смотрят на полотна Рубенса в Эрмитаже, как смотрят они на статуи Родена, вблизи напоминающие яркие сцены из немого любовного кино. В двадцать пять о каждой хорошенькой женщине хочется написать роман. О чем, спросите вы. Да, к примеру, о том, как она проходит мимо, как легко и проворно переступают ее стройные ноги в оправе длинной юбки, как выразительно текут неглубокие складки от бедра к колену, как при каждом шаге соблазнительно вздрагивают ее полные ягодицы; как, на первый взгляд, случайный полет ее руки завершается расчетливым перебрасыванием какой-нибудь русой пряди в копне причудливо взбитых волос. Как где-нибудь на полпути к цели она непременно подходит к зеркалу или к темному окну, выполняющему для нее роль зеркала, и смотрит на себя с независимым видом, оценивая ту или иную деталь своего нового костюма. В общем, в двадцать пять всякий мужчина немного романтик, немного фантазер и поэтому в каждой хорошенькой женщине видит что-то новое, что-то загадочное и соблазнительное.
Я тоже не был исключением. Сейчас мне кажется, что я в те годы влюблялся по несколько раз на дню. Одного взгляда на хорошенькую женщину было достаточно, чтобы влюбиться. Когда ты силен и красив, когда, идущая тебе навстречу молодая женщина вдруг ни с того ни с сего сверкнет на тебя глазами, а потом стремительно их опустит, – это особенно остро ощущается. А мне почему-то очень хочется верить, что я в ту пору был не хуже других мужчин. Иначе отчего же я был так самонадеян и честолюбив, так импульсивен и нерасчетлив.
С Татьяной, о которой я хочу рассказать, мы познакомились в Доме культуры, где вместе занимались в кружке бального танца. Надо сразу сказать, что она была не моей партнершей и поэтому долгое время мы разговаривали только глазами. Тот, кто хоть однажды по-настоящему любил, знает, что это возможно. К тому же, надо признаться, глаза у Татьяны были исключительно выразительные, большие и загадочные. Они заманивали синевой и обдавали каким-то праздничным блеском. У нее и руки тоже были какие-то особенные, всегда теплые, пухленькие с розоватыми тонкими пальчиками. Короче говоря, всем своим видом Татьяна приучала меня к тому, что с ней нужно обходиться бережно, к ней надо приближаться осторожно, как к бабочке, случайно присевшей на первый весенний цветок.
