Коснувшись дверной ручки, я распахнула дверь пошире, перешагнула через порожек и... растерялась. Всюду было темно. Так темно, что я минуту переминалась с ноги на ногу, прежде чем мои глаза смогли хоть что-то различить. А ещё в комнате было невыносимо душно.
Скользнув взглядом по окнам, я поняла почему. Они были занавешены портьерами тёмно-зелёного цвета, плотными и такими тяжёлыми, что от их веса прогнулись гардины. Не пропуская и лучика солнечного света, те шторы не пропустили бы и дыхания свежего ветра, открой кто в комнате окно. Странно...
Всё остальное, что я смогла разглядеть в комнате, было не менее странно.
Посередине стоял широкий стол. Он был обтянут зелёным сукном, накрыт для игры в карты и завален всякой всячиной: монетами, запонками, огрызками свечей и, конечно же, картами. Карты были повсюду. Некоторые даже лежали веером, словно один из невидимых игроков вскрылся и ждал ответа противника. Были на столе и бокалы с тёмной жидкостью (возможно, вино и виски), и как вскрытые, так и нет, бутылки со спиртным.
Вокруг стола беспорядочно стояли стулья. Один стул был почему-то перевёрнут и лежал на ковре.
В углу комнаты находилась небольшая этажерка с книгами и такой же небольшой диванчик. Сделано это было, видимо, для того, чтобы проигравшие не скучали. Продул папенькино наследство, отошёл к этажерке, выбрал философский трактат о смысле бытия, приткнулся на диванчик и читаешь, набираешься мудрых мыслей.
Заканчивал интерьерную композицию большой и высокий камин, искусно вмонтированный в стену. На камине расположились два канделябра: один на три свечи, другой – на пять. Между ними покоился большой стеклянный шар. Может, это он упал и покатился? Тогда почему не разбился? И как смог с пола перебраться обратно на камин?
Я тряхнула головой, прогоняя нелепые мысли. Думать надо было о сбежавшем мистере Билски и о деньгах, оставленных им. Что теперь с ними делать?
Ещё надо было думать о лентяйке мисс Чопорс, которая отбилась от рук и ничего не делает. Вот поэтому несчастная вдова Форестер и не может продать дом годами.
Моё негодование, однако, не получило продолжения: стеклянный шар с камина приковал к себе мой взгляд и не позволял подолгу думать о чём-либо другом. Внезапно он вспыхнул голубоватым светом, и в его центре я увидела своё отражение.
Зачарованная, я шагнула вперёд, вытянула руку и осторожно коснулась шара пальцами. Тот был горячий, как оставленная на включённой плите кастрюля с кипящей водой, и от него мелкими змейками шёл пар.
Неожиданно меня обдало холодом. И то был не просто ветер, заскочивший через открытую дверь прошвырнуться по углам, – то была настоящая глыба льда и находилась она прямо у меня за спиной.
Змейки, обвивавшие шар, резко зашипели и попытались укусить меня за палец. Но ничего у них не вышло: открыв пасть и обнажив зубы, они тут же растворились в воздухе. А холод... Холод не отступал, и завершением всего этого ужаса стали слова, произнесённые незнакомым, чуть хриплым голосом:
– Никому не дозволено трогать шар моей души...
Страх охватил меня. Я боялась не только обернуться на голос, но и просто пошевелиться. С сердцем, ушедшим в пятки, я стояла у камина и чувствовала, как моих волос касаются ледяные пальцы.
Вот они тронули выбившуюся из прически прядь.
Вот прошлись по заколке.
Вот легли мне на плечи.
Ледяное дыхание обожгло мне шею, и я услышала нежное:
