- Так это был несчастный случай, хозяйка? – спросил он настойчиво.
- Да, - ответила я, гипнотизируя омлет.
- Значит, вы ставили сети?
- Да.
- С лодки?
- Да.
- Упали, а лодка уплыла?
- Да, - я готова была сама залезть в печку, только бы избежать расспросов. Потому что ничего хорошего они не обещали. Теперь мне казалось, что это судья расставляет сети.
- А разделись вы в лодке?
- Да.
Какая ему разница, где я раздевалась? Может, его так потрясла голая попка Эдит, что только об этом и спрашивает?
- То есть когда я найду лодку, в ней будет ваша одежда? – спросил судья, и я поняла, что попала прямо в сети.
- Да, - ответила я обреченно.
Существует ли вообще эта лодка? И что я буду врать, если окажется, что в ней нет одежды Эдит? Вооружившись тряпкой, я вытащила сковородку из печи и поставила прямо на стол, за неимением подставки. Омлет получился куда лучше, чем я ожидала – желтый, пышный, маслянистый даже на вид и отлично пах безо всяких приправ.
Жонкелия вытянула шею, разглядывая мою стряпню, и даже судья задумчиво смотрел на сковородку. Будто удивлялся: как в таком свинарнике можно было приготовить что-то сносное.
- Готово, - объявила я, не зная, что делать дальше.
Ели в этом доме из общей посуды или каждому полагались тарелки? Мамаша Жонкелия поднялась и выудила откуда-то фаянсовые блюдца. Было странно видеть белоснежную и тонкую посуду после деревянной ложки и засаленной прихватки, но я невозмутимо разделила омлет на порции и выложила на тарелки. На разрезе омлет был пористым, как губка. Украсить бы его обжаренным шалфеем – и можно подавать в элитном ресторане.
Судья отказался от угощения, но когда старуха поднесла ему блюдце, взял его.
- Ложки остались только деревянные, - буркнула мамаша Жо, раздавая нам столовые принадлежности, взяла свое блюдце и уселась обратно на лавку, вытянув ноги, а потом принялась уписывать омлет так, будто не ела неделю.
Поколебавшись, судья тоже попробовал кусочек, а потом ещё один, и ещё, и только я не могла заставить себя проглотить хоть крошку.
- Вкусно, - похвалил судья. – Спасибо, хозяйка.
Несколько замечательных минут он молчал, поглощая омлет, а доев, поблагодарил ещё раз.
- На здоровье, - ответила я радушно и не менее радушно предложила: - Позвольте, я вас провожу? Вы же торопитесь, наверное. И так много времени потеряли с нами.
- Не потерял, - он поставил пустое блюдце и положил ложку. – Я нарочно заехал к вам. Хотел кое о чем спросить.
- Она чуть не утонула, - хмуро заявила Жонкелия, не поднимая глаз от тарелки. – Оставьте вопросы на завтра.
- Не волнуйтесь, надолго не задержу, - голос судьи опять стал бархатисто-мягким, и ничего хорошего этого не обещало. – Мамаша, оставьте нас, будьте добры. Хочу поговорить с хозяйкой наедине.
Наедине! Я чуть не уронила ложку. Не желала я говорить с ним наедине!
- Дайте ей отдохнуть… - забубнила старуха, но судья решительно прервал её.
- Сходите в огород, мамаша, - сказал он тем же тоном, каким я предлагала его выпроводить. - Проверьте, как репа растет. Или боитесь, что ваша невестка расскажет что-то лишнее?
Жонкелия со стуком поставила блюдце на лавку, тяжело поднялась и пошла к выходу, предоставив мне выплывать самой.
Мне стало холодно, хотя от печки тянуло жаром. Отказаться? Упасть в обморок? Убежать и спрятаться?.. Но я продолжала сидеть, спрятав босые ноги под подол платья. Судья подкинул в печь ещё пару поленьев, дожидаясь, когда мамаша Жонкелия уйдет подальше, а потом произнес:
