Идти было недалеко, дом Сато располагался буквально в двадцати минутах ходьбы до храмового комплекса Рокуондзи. Вышли они рано утром. Дети как раз направлялись в школу и то и дело тыкали пальцами в сторону необычной пары, что-то хихикая и крича. Им повезло, они росли уже в совсем иное, мирное время, не опасаясь бомбежек.
– Моего отца арестовали здесь. Мне ничего не сказали. По слухам, его выслали назад. В Россию. Я и так чувствовала себя здесь чужой, а после его ареста… – произнесла Мария.
– Я не знал. Простите. Но даже оттуда возвращаются.
– Но в Ниппон же его не выпустят, так? Из ада если и возвращаются, то с ожогами от адского пламени. Мы почти на месте.
Показались ворота. Они пришли прямо к открытию и были первыми посетителями. Кроме пары послушников (одного страшного заики и другого – кривоногого) – вокруг ни души.
И вот перед взорами госпожи Сато и Мельникова предстал Золотой храм. Из-за пасмурной погоды он показался не таким красивым, как о нем рассказывали, будто вокруг него замерло само время. Несколько минут пара постояла в тишине, любуясь Кинкакудзи. Особенно поражало его отражение в воде. Оно казалось реальнее, чем сам храм.
– Киото же не бомбили? – спросил Мельников и тут же поймал себя на мысли, что и так знает ответ на этот вопрос.
– Давайте погуляем еще немного и вернемся. Вечером ожидаются важные гости.
Гости действительно были важные. Сам писатель Т.Д. и американский переводчик, который представился как Дон. Последний говорил по-японски куда лучше, чем Мельников. И это было обидно. Дон много рассуждал о хэйанской литературе.
Т.Д. лишь кивал и то и дело хвалил роман «Гэндзи-моногатари», который он сам когда-то перенес на современный японский язык. И советскому переводчику было трудно поддерживать эту беседу.
– Знаете, меня многое роднит с Россией, – неожиданно произнес писатель. – Мой дед был православным, его крестил сам Николай Касаткин, как и деда Сато-сана.
– Это было давно, – ответил Сато-сэнсэй.
– Лет двадцать назад ко мне приезжал очень интересный русский переводчик. У него была необычная фамилия, как у одного британского литератора. Кажется, Конрад.
Мельников тут же вздрогнул.
– Я давно не получал от него писем, – добавил Т.Д.
Разумеется, сотрудник советской миссии не мог сказать, что Николая Конрада арестовали больше десяти лет назад и отправили в шарашку. Каким-то чудом ему удалось выйти на свободу. Понятное дело, почему от него не было вестей. Одна открытка – и получи еще десять лет…
Воцарилось молчание. Положение спасла госпожа Сато, принесшая десерт. Все воодушевились. Американец Дон начал вспоминать о своей службе во время войны, что он прочел сотни писем японских солдат, и этот опыт сильно повлиял на него. Мельников сам должен был заниматься тем же, но на войну опоздал. Он завидовал американцу, тот мог свободно, без неловких пауз, разглагольствовать о своем прошлом и спокойно планировать будущее без страха за себя и своих близких.
– Как жаль, что я не знаю английский так же, как вы японский, – похвалил Дона Т. Д.
Сато-сэесэй сказал, что пора подавать рисовый чай. Мария принесла на подносе чашечки с напитком. Т.Д., сделав один глоток, тут же произнес, что пора и честь знать. Дон также едва отпил из своей чашечки и повторил фразу вслед за писателем.
Хозяин дома проводил гостей до калитки. Для каждого из них сэнсэй заранее приготовил книги. Собственно, за ними они и зашли.
