Мельников-моногатари - страница 8
Мария объяснила Мельникову, что это старая киотская традиция. Мол, когда подают рисовый чай, это знак гостям собираться. Сато хоть и был коммунистом, но в первую очередь он был уроженцем Киото и по-своему чтил прежние обыкновения.
– Мне тоже пора назад, днем принесли телеграмму. Требуют меня назад, – произнес Мельников. – Завтра поезд.
4
Провожала Мельникова госпожа Сато. У сэнсэя же были лекции, к которым он так тщательно готовился. Мария приготовила в дорогу гостю бэнто – коробочку с едой.
Было решено выйти пораньше и дойти до вокзала пешком.
– Хорошо, что вы у нас погостили, – сказала госпожа Сато.
– Вы спасли мне жизнь. Даже не знаю…
– Александр Борисович, не корите себя.
– Что, простите?
– Не корите себя за судьбу. Ваше молчание рассказало нам многое о вас. Что Бог ни делает, все к лучшему.
– Да я и не корю. Просто, видите, я на службе. Еще мать, сестра…
– Я все понимаю. Есть японская пословица: «Торчащий гвоздь должен быть забит». Мы сами были такими гвоздями. Мы остаемся ими. Вы сильный человек. Иногда и молоты ломаются. – А иногда и серпы.
Мария улыбнулась.
Они переходили дорогу, и в этот момент буквально в паре метров от них пронесся джип с американскими солдатами, чуть не сбив их. Инцидент прервал диалог, и настроиться на прежний лад было сложно. Мельников сменил тему и остаток пути без устали рассказывал о том, как его в детстве сбила машина возле германского посольства, и первое, что он увидел, когда очнулся, была гигантская свастика.
– Я вам еще книгу приготовила в дорогу. Вы ее так и не дочитали, – произнесла Мария и протянула Мельникову сборник новелл Мори Огая. – Как прочтете, поделитесь своим мнением. Наш адрес вы запомнили.
– Даже не знаю, что и сказать. Мне они очень понравились. Но я не все понял.
– Поймете рано или поздно.
Госпожа Сато официально поклонилась, Мельников в ответ сделал то же самое. Он хотел было еще что-то сказать. Но из забегаловки рядом с вокзалом раздались звуки джаза. Играли «Sing, sing, sing».
На реке Сумида
И снова Токио. Снова толпы. Снова пыль и шум. Мельников уже успел отвыкнуть от этого. Стало еще жарче. Но кожа давно привыкла к японскому солнцу. Наступило лето.
Госпожа Судзуки обрадовалась возвращению постояльца. Ее удивил внешний вид советского гайдзина: тот сильно похудел. Она предложила Мельникову постирать одежду, сильно засаленную в пути. Переводчик не стал отказываться, благо запасной комплект он оставил в своей комнате, и было в чем пойти на работу.
Там его ждали только на следующий день. Было время помыться и хоть немного адаптироваться к токийскому воздуху. Госпожа Судзуки порекомендовала Мельникову общественную баню-сэнто на реке Сумида. Туда молодой гайдзин и направился.
Заведение было новым, прежнее здание разбомбили американцы, а нынешнюю постройку возвели всего за месяц в начале 1946 года. Семья, владеющая баней, занималась этим бизнесом в Эдо еще с дотокугавских времен. Хозяин, крепенький старик лет восьмидесяти, очень удивился, когда к ним в заведение пожаловал иностранец, но отказывать не стал, когда тот по-японски спросил, сколько стоит помыться.
Вслед за Мельниковым хотел пройти мускулистого вида паренек, но старик закричал на него, заявив, что в их заведение нельзя людям с татуировками. Действительно, рубашка у молодого человека была нараспашку и на груди красовался дракон. Крепыш ответил хозяину фразой, которую Мельникову не преподавали в институте, а после, плюнув на землю, быстро ушел.