Читать онлайн Екатерина Тихонова - Меня видят призраки

«Ийэ-куту алларааҥҥы дьайдар уораллар эбэтэр сииллэр. Сиэммит ийэ-кут бэйэтин туругун кэлэр көлүөнэлэргэ биэрэр кыахтаах. Онон эчэйии удьуор быһыытынан барар. Мантан көстөрүнэн киһи ийэ-кута икки күүскэ кубулуйар эбит. Айыы суолун бастыпыт дьоннор куттара айыы күүһугэр кубулуйар, оттон дьайга туттарбыт дьон куттара дьай күүһугэр кубулуйар. Дьайга кубулуйбут киһи бэйэтин эрэ өлөрөр буолбатах, уруу-хаан дьоннорун сиир күүскэ кубулуйар».

Айыы үөрэҕэ

«Нечисть из Нижнего мира крадет или съедает мать-душу человека. Съеденная ими мать-душа может передать свое состояние будущим поколениям. Следовательно увечный недуг передается по наследству. Исходя из этого, считается, что мать-душа человека превращается в две разные силы. Души людей, следовавших вере Айыы, становятся силой Айыы, те чью душу украло Зло, становятся нечистой силой, превращаются в Зло. Такой человек не только губит себя, но и превращается в силу, вредящую своим потомкам».

Учение Айыы

Белое, бело-серое, бело-коричневое, бело-зеленое – нигде не осталось чистого, сочного цвета, все поддернуто белесой пеленой, высветлено снегом, инеем и туманом. Вездесущий белый цвет давит на глаза, режет, слепит, он как тьма скрывает рельеф и очертания предметов, сливая все в одну ослепительно-белоснежную хмарь.

Длинная, узкая дорога едва проглядывала сквозь плотный туман, настолько густой будто в стакан с водой щедро плеснули молока. Серый, вытянутый автомобиль уверенно рассекает морозный воздух, оставляя за собой призрачную дымку выхлопных газов, поблескивая красными задними фонарями. Серый сумеречный свет с трудом просачивается в машину сквозь окна, не освещая ничего в салоне. За руль с напряженным видом держится мужчина в дутом пуховике, слегка сковывающем движения, сзади сидит женщина в норковой шубе. В детском автокресле мирно спит ребенок.

– Я же тебе говорю, что в следующем году поедем отмечать новый год с твоими родителями, – в его голосе слышится сдерживаемая злость и немая мольба о примирении, но женщина, недослушав, перебивает:

– Мы третий раз уже едем к твои родителям на новогодние праздники! И ты каждый раз говоришь, что в следующем году к моим поедем! – она почти кричит, даже не пытаясь сдержать раздражение. Ребенок в кресле продолжал мирно спать.

– Да, как ты не понимаешь, обстоятельства такие! Я что специально что-то каждый год придумываю? Дедушка сильно болеет, это, наверное, последний его новый год в кругу семьи! Я же тебе объяснял! – мужчина тоже повысил голос.

– У тебя в семье каждый год что-то случается!

Мужчина ничего не ответил, только крепче сжал руль автомобиля. «Надо было каждый по своим семьям разъехаться на праздники и все. Зачем вообще жену с сыном потащил с собой. Спокойно бы сам съездил» мрачно раздумывал он, бродя взглядом по поддернутому белой дымкой пейзажу, который заполнял собой все лобовое стекло.

Внезапно его взгляд натолкнулся на что-то странное. Вначале он подумал, что это столб, но подъехав ближе понял, что это был человек. Когда расстояние сократилось еще больше он разглядел девушку: скомканные темные волосы, в одной черной кофточке, на которой краснел цветок, голые ноги торчали из юбки, фиолетово-черные, босые ступни стояли на снегу. Он бросил взгляд на термометр на приборной панели: -54, по телу пробежали мурашки, его передернуло, когда он представил насколько ей может быть сейчас холодно. Он резко нажал по тормозам, машину занесло, и она проскользила несколько метров вперед.

– Что случилось? – раздался сзади встревоженный голос женщины и ее испуганное лицо показалось между сидений.

Мужчина молча выскочил на улицу и подбежал к обочине.

Никого.

Он пробежал несколько метров вперед, заглянул в кювет, раскидал снег у ближайших сугробов.

Никого.

– Показалось что-то, – он сел в машину со странным выражением лица. В то же время что-то неправильное бросилось ему в глаза во всем внешнем облике девушки, но он никак не мог понять, что именно. Может это чья-то шутка? Сейчас же полно этих… Как их? Пранкеров! Сняли, наверное, на камеру, как он бегал по обочине, скоро люди над ним будут смеяться где-нибудь в группах мессенджера. Погруженный в собственные мысли он начал выезжать на дорогу, но случайно подрезал едущий сзади автобус, тот ответил ему долгим, гневным гудком.

– Блин! – мужчина прибавил газу. – Что за день сегодня такой… – он раздраженно почесал голову.

Женщина озадаченно поглядывала на мужчину. Она несколько раз пыталась узнать зачем он выходил на улицу, но с каждым разом получала ответ агрессивнее предыдущего. «Наверное, что-то сломалось. Лишь бы доехали, а то вдруг машина где-нибудь встанет…» думала она. Что будет, если машина сломается на таком сильном морозе и дальнем расстоянии от ближайшего населенного пункта она думать боялась.

Захныкал, проснувшись ребенок. С каждой минутой его плач становился все громче. Он сучил маленькими ножками и размахивал ручками, иногда попадая по маминому лицу. Плач перешел в истерику, и женщина, расстегнув ремни безопасности пересадила малыша к себе на колени, еле удерживая маленькое, извивающееся тело, она попеременно пыталась всунуть ребенку в рот пустышку или бутылочку с молоком, но он все выплевывал и продолжал орать.

Мужчина мрачно смотрел на дорогу давя на педаль газа. Стрелка спидометра медленно ползла по цифрам. Автобус остался позади. Ребенок, уставший от истерики, монотонно хныкал, не прекращая. Совсем стемнело, но даже темное небо не было чистого черного цвета, оно угрожающе нависло над землей, поддернутое серым бельмом. Фары хаотично выхватывали черные силуэты голых кустов и деревьев, мир погрузился во тьму, не было видно даже стоящих поодаль сопок.

– Почему он орет? – крикнул мужчина, пытаясь перекричать детский плач.

– Откуда я знаю! Он сухой, молоко пить не хочет! Может что-то заболело! – заорала она в ответ с трудом прижимая ребенка к себе.

– Так успокой его тогда!

– А я что делаю? Сам попробуй успокой, раз такой умный! – лицо женщины покраснело от крика и напряженной схватки в попытке удержать сопротивляющегося ребенка.

– Кто тогда будет вести? Ты что ли за руль сядешь? – проревел мужчина обернувшись назад.

– Осторожно! – резко кричит женщина, указывая вперед на дорогу.

Луч фар слишком поздно выхватил силуэт, стоящий на дороге. Мелькнул красный цветок и темные волосы. Мужчина ударил педаль тормоза и вывернул руль. Машина слетела с дороги, с металлическим лязгом перевернулась два раза по кювету, взметнув снег в воздух, и застыла, стукнувшись об деревья.

Ехавший сзади автобус затормозил на обочине. Водитель автобуса, открыв дверцу, несколько секунд завороженно всматривался в лежащую на крыше машину. Очнувшись от оторопи, он суетливо побежал к ней, спотыкаясь и увязая в глубоком снегу.

Добравшись до перевернутой машины, водитель автобуса заглянул в окно с остатками стекла: со стороны водительского сиденья неподвижно лежал скомканный силуэт в пуховике, сзади на потолке салона, усыпанного крошевом стекла, лежала женщина, одна ее рука была неестественно вывернута за спину, другой она прижимает к себе что-то похожее на груду одежды, из которой торчала белая ручка похожая на кукольную. Ее посеченное осколками лицо было окровавлено, она повернула его к нему и с безумным выражением прошептала:

– Это все из-за нее… Эта девушка… На дороге…

В нашем дворе шесть фонарей. Пятеро испускают холодный, белый свет, пленкой кладут его туда, куда могут дотянуться, а шестой стоит в полутьме. Восемь метров серого металла, заканчиваются катарактовым зрачком и пахнут снегом. При взгляде на его промерзшее тело начинает ныть кончик языка и затекает шея.

Может быть, он устал и крепко спит? Или он уже умер? И его труп, сиамским близнецом связан кабелями с остальными его братьями и сестрами. И трупный яд уже распространился по единой кровеносной системе, потихоньку разливаясь по трубчатым телам, убивая один фонарь за другим.

– Саина, пошли, – мама уже поднялась по ступенькам подъезда и теперь смотрит на меня сверху вниз. Я пробралась между тесно стоящих, огромных, серых, бесформенных комков – машин, укрытых портативными гаражами, которые похожи на огромных ежиков в тумане, в сумрачном, вечернем свете.

Во время обострений она забирает меня с работы и помогает по дому, а проще говоря, просто берет на себя все домашние обязанности. Но самое главное, для нее и для меня – следит за тем, чтобы я не пила.

С ней действительно легче и спокойнее. Галлюцинации не беспокоят так сильно, когда есть человек, который может точно сказать мерещиться мне или нет. Я слышала, что в Америке есть специальные терапевтические собаки, которых дрессируют распознавать видения от действительности. В нашем маленьком, дальневосточном городе я и мечтать не могу о таких условиях, мне диагноз-то поставили спустя почти два года после дебюта.

Я иду, медленно переставляя ноги, из-за новых лекарств я стала немного заторможенной, надо бы попросить уменьшить дозировку. Невнятные цвета подъезда, мельтешение дверей и проемов. Лифт. Мы выходим на восьмом этаже. На темной лестнице мелькает силуэт, скрывшийся во тьме. Я смотрю на маму, но она деловито ищет в кармане ключи.

На кухне желтая лампочка двоится в темно-синем окне. За стеклом густая мгла, холодная и твердая, лежит на подушке оранжевого света уличных фонарей. Почти середина декабря, поэтому с подоконника нещадно дует, а на стекле по углам образовались белые наросты.

Я протискиваюсь в узкое пространство между обеденным столом и кухонным диванчиком. Люблю наблюдать за тем, как мама готовит, у нее это всегда точно выверенный процесс. По кухне расплылся теплый запах жареного лука, тихонько постукивает нож об деревянную доску.

В кухню заходит отец и садится рядом со мной. Он увлеченно рассказывает о том, как сегодня очередная машина вела себя очень странно и на огромной скорости проскочила пост ГАИ, на котором он дежурил. Я стараюсь не смотреть в его сторону, но все же бросаю на него быстрый взгляд и в этот момент его лицо начинает стекать. Кожа обвисает и двигается вниз по его лицу, как воск с оплавленной свечи, а последняя фраза звучит как зажеванная пленка, перейдя в низкий, тревожный звук похожий на сигнализацию.

Я отворачиваюсь и закрываю глаза. Вдох раз, два, три, четыре, выдох раз, два, три, четыре.

Мне не нужно спрашивать у мамы галлюцинация это или нет, потому что я точно знаю, что папа умер, когда мне было четыре. Я четко помню, то черное, зимнее утро, когда услышала сквозь сон телефонный звонок и последовавший за ним отчаянные рыдания матери. Как я позже узнала из обрывков разговоров взрослых, с папой случился инсульт на дежурстве, но по трагической случайности и в нарушение правил, работал он в ту ночь один, поэтому никто не смог ему помочь, а к утру его замерзшее тело нашли возле поста ГАИ.

– Саина? Че молчишь? Пойдешь со мной в выходные на свадьбу? – мама прекрасно знает про мою не до конца купированную психотику и старается меня отвлечь разговором. Помогает слабо, но это лучше, чем погружаться в собственные галлюцинации, тем более что критика у меня к собственному состоянию очень слабая.

– Какую свадьбу? – я стараюсь сконцентрироваться на диалоге. Папа исчез.

– Твоей троюродной сестры Кюннэй. Она замуж выходит за того парня, как его звали… А! Володя! Они же со школы встречаются, давно пора уже было жениться. Что за мода пошла у молодых, по десять лет жить перед браком? Не понимаю я этого… – она продолжает неспеша резать картошку, ее спина в пушистом свитере плавно покачивается в такт движениям.