Липкая ночь внезапно оборвалась.
– Подъем! Строиться в проходе!
В бараке неожиданно зажегся свет. Контролеры шли между кроватями и лупили резиновыми палками по металлическим спинкам.
«Зэки» соскакивали со своих лежбищ и сноровисто одевались.
Перед строем вышагивал начальник оперативной части капитан Зубарев.
Прапорщики-контролеры принялись «шмонать»: переворачивать вверх дном постели и прикроватные тумбочки заключенных.
Странное дело: о предстоящем «шмоне» даже воров никто заранее не предупредил.
В процессе обыска у кого-то обнаруживали порнографические игральные карты, у кого-то «пайку» белого хлеба, у кого-то недопитый одеколон «Красная Москва». В общем, все по мелочам. Никаких сногсшибательных результатов внеплановый обыск не принес. Тогда к чему была вся эта канитель?
– Таганцев! – гаркнул Зуб.
– Здесь, – ответил Андрей из второй шеренги.
– Ко мне в кабинет! – приказал Зубарев.
Проходя мимо притихших «зэков», Андрюха кожей чувствовал, как на него смотрят. Взгляды прожигали его насквозь.
– Шакал! – негромко прошипел Садовник.
– Всем – отбой! – выкрикнул старший прапорщик Легавко, когда Таганцев и Зубарев покинули барак.
– Чего такой смурной? – по-приятельски улыбнулся начальник оперчасти. – Присаживайся.
Андрей, однако, продолжал стоять.
– Садись, тебе говорят! – опер ногой придвинул Таганке стул. – Давай-ка чайком побалуемся, – предложил он уже более мягким тоном.
На столе появился электрочайник, заварка, бутерброды с колбасой и рафинад.
– Может, ты выпить хочешь? – Зубарев достал из нижнего ящика стола бутылку водки и разлил по полстакана.
– Я пить не буду, – произнес Андрей, отодвигая спиртное.
– Ах, милок! – воскликнул Зубарев. – Куда ты денешься! Конвой!
В кабинет вбежали двое огромных сверхсрочников и без лишних церемоний повисли у Андрея на руках. Зубарев же спокойно подошел ближе, задрал Таганке голову и молча влил в раскрытый рот водку.
– Вот теперь – хорошо! – произнес довольно. – Закусывай!
В это время в умывальнике жилого барака собрались Садовник, Чугун и Баян.
– С каких это хренов Зуб к себе Таганку позвал? – спрашивал Садовник.
– Уж, наверное, не просто лясы точить! – высказался Баян. – Может, прав был Чижик вчера, и Таганка на самом деле сука?
– Да нет, братва, вряд ли, – сомневался Чугун. – Я Таганку с первого дня отсидки знаю. Да какое там! Помню еще с Вологодской пересылки. Борзой он. С конвоем в «Столыпине» так поцапался, что еле жив остался.
– Не заметил я, что он борзой, – возразил Садовник. – Тихо живет, никого не трогает. А в тихом омуте, говорят, черти водятся.
– Что тихий – это правда. – Вновь заговорил Чугун. – Зря в бутылку не полезет. Но ты тронь его – бес проснется! А вот подляны за ним не знаю, врать не буду.
– Чугун! – повысил Садовник голос. – Я чего-то не понял, ты за Таганку, что ли, мазу держишь?! Вы, может, скорешиться успели за моей спиной, а?!
– Ни за кого я мазу не держу, – насупился Чугун. – Я за справедливость всегда.
– Ну, а за справедливость, тогда хлебало закрой! – с раздражением рявкнул Садовник. – Здесь пока что я решаю, где справедливость!
– Решай… – Махнул Чугун безразмерной рукой-граблей и склонился над рукомойником, плеснув себе в лицо пригоршню холодной воды.
– Братва! – в умывальник с бешеным криком вбежал Чижик. – Таганка – «стукач»! Точно – козлище рваный! Он нашу «дурь» Зубу сдал!
– Гонишь! – не поверил своим ушам Садовник.
