Словно огонь выбрал их и сшил невидимой нитью.
В эту ночь, наполненную смыслом, они успели влюбиться и полюбить.
Пламя трепетало, догорая. Люди, ещё пылающие от его жара, сбивались по интересам в небольшие группы. Остужались. А Ася, доведённая до предела укусами, не выдержала и спряталась в палатку. Лёжа, смотрела на тени, идущие по натянутой ткани. Шум вроде бы угомонился, но уснуть всё равно не получалось.
Ночь разошлась в воображении, стала слишком долгой, томной. Как и угли догорая, всë тянулись к небу тонкими нитями своей души. Их шевелили, перебирали, а они всё равно светились, как могли. Тлели, уже вырисовывая довольно длинную, красную дорожку. Ясное небо – чернело.
Листья ивы словно пальцы перебирали воздух. Считали звëзды и сопоставляли их с людьми внизу.
– Кто первый пройдëтся по углям? Кажется, готовы. Пора! – крикнул жрец.
К началу красной дорожки выстроилась очередь из желающих совершить пробежку. Мужчин десять. Немногие дошли до еë конца.
С замиранием сердца Ася выглянула из палатки.
Но с этого ракурса было ничего не разглядеть.
Народ толпился в нерешительности – хотя бы просто посмотреть. И она тоже пыталась понять, что происходит, но слышала только вздохи и рукоплескания. Уже было потянулась за обувью, но жужжание комаров со всех сторон заставило её отпрянуть и снова спрятаться.
Звуки продолжали бродить где-то возле, брюзжанием молний, шурканьем прям рядом… звоном чашек, комарами, что отважно бились о палатки, желая продолжить пир. Тени играли, мерцая остатками огня.
Ася лежала, пытаясь уснуть. Но ночь не отпускала. Может жара или уже холод, или само тело отказывалось переходить в другой ритм, не находя покоя. Она перебирала все неровности под спиной и ждала, когда всё окончательно стихнет.
Утром, все спящие одновременно дернулись сквозь сон, от звона колокольчиков. То приближающихся, то удаляющихся, будто кто-то кружил по полю, неся их в руках. Когда совершенно точно прямо над палаткой прозвучал звон, Ася вздрогнула ещё раз.
– Это что они так будят всех? Ещë и шести нет, – пробормотала она.
Подруга ответила что-то тихо, сквозь сон, то, что Ася всë равно бы не поняла, и отвернулась на другой бок, стараясь уцепиться за остатки сна.
А потом, как раз в паузе, затрещала молния палатки, громче любого колокольчика. Ася вышла на траву, покрытую росой.
И увидела коров. По всей поляне, явно ощущая неудобство своего передвижения – коровы ходили между оставшихся палаток. Они такие здоровенные и палатки могут затоптать.
Звон колокольчика ещë долго крутился на этой части острова, самые стойкие спали, а другие уже завтракали. Одежда, пропахшая за празднование, костром, уже не замечала новых запахов.
Ася повертелась и, как художник, пошла за рассеянным солнечным светом, через поляну, меж деревьев, скользя, едва ступая по сочному ковру. Шла, будто была потерянным солнечным зайчиком, пробирающимся в знакомом направлении света.
Вскоре её белая голова засветилась, встретившись с солнцем, а, последовав ещё дальше за зовом лучей, она оказалась в реке.
Опускаясь по плечи, резко выдохнула. За своим возгласом, который показался ей слишком громким, услышала вокруг пение птиц. А когда вновь вернулась вниманием к воде, течение вдруг стало густым и прозрачным. Бледно-жёлтое солнце за эту секунду поднялось ещё немного выше пелены тумана.
И она оказалась в вдохновении.
Момент, когда весь мир замирает и тянется в одну точку. Назад. Стараясь удержаться за только что увиденный образ. Такой шанс выпадает ужасно редко. Это, как если бы Ася прямо сейчас разжала кулак, а потом, резко сомкнув ладонь, поймала рыбу.
