Люди всё это время только прибывали и кучки людей становились плотнее и громче. Маленький костер неустанно готовил еду, разнося ароматы, а большой – тот, что предназначен для ночного пламени, всё набирал в себя новые поленья. К вечеру он должен был вспыхнуть напыщенно, властно, освещая собой половину острова.
Девушки за разговорами плели венки, норовя успеть до наступления темноты. Они были сосредоточены: на закате они смогут узреть свою судьбу, неся свой венок как можно дальше от берега, чтобы отпустить его в плавание… Холодная вода схватит за их подолы, длинные платья потяжелеют и потянутся, а они будут заходить глубже, плавно передвигаться, стараясь покорить течение своей нежностью. Ведь когда, если не сейчас? У них в руках – их судьба. Венок, который по силе нужно отправить так, чтобы путь его не запутался в камышах, а суженый не был похож на водяного.
– А я не знала, что венок надо плести, – сказала Ася неожиданно появившийся из-за спины.
– О, а где ты была? Мы тебя не могли найти.
– Ходила по острову, но меня буквально всю съели комары. Даже средство от комаров не помогло.
– Да, мы, когда на венок искали цветов, было не приятно. Комаров действительно очень много. Но потом мы возле костра сидели, дым отпугивает, нормально. Там вкусную кашу приготовили, травяной чай. Возможно там что-то осталось. Хочешь?
– Не знаю. Я хочу в палатку. От комаров, – сказала Ася будто сдерживаясь.
– Возле костра нет их, – убеждала Катерина, – Сейчас дочку подождём, она вон, со всеми в реке. И пойдём греться. Поешь хоть горячего.
Ася на это, как будто бы мотнула головой, наклонившись к ноге и почесала. Дочка быстро вышла из воды сжав плечи, тянясь всем телом к полотенцу.
– Холодно, я не смогла далеко зайти, – сказала она.
– Идём к костру, – укутывая дочь предложила мама.
– А переодеться? Я сейчас…
У костра снова кипел чай, в золе переворачивался картофель, и Асе достался один из горячих клубней, он обжигал пальцы, но был вкусен. Она сидела на неудобном бревне. Вокруг шумели разговоры. Постепенно начали подходить новые люди, кто-то здоровался, кто-то просто присаживался рядом, не спрашивая. Разговоры были про чемпионаты, про ковëр, про кого-то, кто “технично ушёл в проход”, и она поняла, что почти все тут – борцы. Русская борьба, приёмы, броски, сила. Ася не понимала ни терминов, ни интонаций, – они все давно знакомы, а она чувствовала, что оказалась тут случайно. Кто-то попытался её втянуть в диалог, спросил, с мужем ли она. Ася вежливо улыбнулась и покачала головой. Разговор перескочил дальше, обогнув её, как вода обходит камень.
Она смотрела на костёр, на разлетающиеся искры, слушала, как за её спиной хихикали. Возможно, там дальше в глубине деревьев, пели и гадали – всё, как и должно быть на Ивана Купалу. Только она не чувствовала ни Купалы, ни себя. Всё происходило рядом, но не с ней. У неё всё чесалось. Локоть, спина, бедро под штанами, тело не могло успокоиться и злилось даже на тугую резинку носков. Катерина с дочкой опять пропали из видимости и вообще… Но всё было именно так и никак иначе. Ася сидя в шуме и не могла сдвинуться с места. Она просто опять застыла. Не дыша глубоко, решив спрятаться от самой себя. Ветер гулял по плечам, опускался до щиколоток, прохолодил сквозь одежду. И всё было невыносимо: шум, свет фонариков, чужие лица, плотный запах дыма, и в то же время, ничего не происходило.
