– Я не специально, – пролепетал Бенедикт, – я обряд интересный хотел на местную почву привить…
– Вот и прививал бы в пустыне, там эта… типа, почва, для таких козлов в самый раз!
– Нет, Альберт, ты не прав. Нашей почве эта история тоже на пользу пошла! Ты так огород перепахал, когда гномов ловил, что трактор соляркой захлебнулся бы от зависти. Если бы он тут был, конечно.
– А гномы что? – не унимался любопытный вор. Он не однажды наблюдал утренние совещания короля с маленькими подземными жителями. Сам король эти сборы называл «стрелками».
– А что кроты? Забили стрелку и развели по понятиям. Я же не крыса какая, если сам косяков наворотил, то сам и вину могу признать. Не прав был. Зато бригада у меня теперь крутая, пацаны хоть и маленькие, но если что надо, то из под земли достанут… Не, Самсон, ты не смейся, они хоть и недомерки, типа, но пацаны правильные, с понятиями!
– Вот значит как, – покачал рыжей головой Самсон, а ангел поморщился, предугадав следующий вопрос.
– А Бенедикту что было, за то, что козла опустил?
– Чё? Ты чё несёшь? Козла не он опустил, а если бы он, то я бы ему морду не стал бить – не по понятиям руки марать! Он же не настоящий козёл, а этот… типа – муж козы! А Бенедикт его отпустил! В мой огород отпустил!!!
– Что, и мордобой был? – Самсон посмотрел на Бенедикта.
Тот покраснел и опустил взгляд. Синие глаза потемнели, а гладкий лоб перерезала морщинка. Ангел не любил вспоминать, как его впервые в жизни побили. И не просто побили в случайной драке, а целенаправленно, кулаками, разукрасили всю физиономию! Он покраснел и, глубоко вздохнув, посмотрел на друзей.
Альберт сегодня надел национальную одежду Рубельштадта. На нём был коричневый кафтан и кожаные штаны. Он сидел на подоконнике, оседлав его, словно коня. Мощная, мускулистая нога свисала наружу, другой ногой он постукивал по полу в тронном зале, немного нервничая. Примета, которую вывел Гуча, слегка напрягла короля. Полухайкин временами становился очень суеверным. А когда рядом был Бенедикт, то Альберт не только верил во все приметы, но и не снимал оберег – тяжёлый серебряный крест, купленный ежё в Зелепупинске. Он поднял с пола корону, нахлобучил её на макушку и сурово взглянул на ангела.
Тот выставил вперёд ногу и заложил руку за спину. Замотанный в занавеску блондин был похож на помесь римского патриция с индийским йогом. Полухайкин усмехнулся забавному сравнению и подумал, что это, наверное, из-за родинки меж бровей. Кришнаит прямо! Когда Бенедикт появлялся в Иномирье, родинка сразу начинала светиться перламутром и все старания ангела, который перепробовал все средства для того, чтобы свести её, были тщетны.
Родинку эту ему сделали в гареме Гуль-Буль-Тамар, где Гуча, желая поскорее отвязаться от Самсона, которого по ошибке приняли за принца, решил женить рыжего пройдоху. Но они попали впросак, не зная, что у правительницы Фрезии уже есть муж – и не один, а целых семьсот. Там «женихов» затащили в купальню и разукрасили по всем правилам, согласно местным канонам красоты.
– А хеппи-энд у нас был такой – ангелок всё лето пахал на капустной плантации. От рабыни Изауры отличался только тем, что плантация не хлопковая была, а капустно-овощная, – подвёл итог Гуча, просмеявшись где-то в недрах тронного зала и снова влезая на подоконник. Глаза его блестели, а кончики тонких губ так и норовили расплыться в широкую, до ушей, улыбку. – И заметьте, друзья мои, он тогда в штанах прибыл, а теперь голый. Совершенно голый, между прочим!
