Мила и Юра - страница 10
На описываемый момент ей шёл двадцать пятый год и, с лёгкой руки Эдуарда Успенского, все звали разгульную даму Порькой Иудовой. Порька четырежды выходила замуж, но больше двух месяцев супружеской жизни не выдерживала. Сестра мучалась с ней, будучи не последним человеком в городе и отчаянно пыталась как-то выправить положение. Никакие педагогически-воспитательные усилия толка не возымели. Нина Васильевна донельзя намаялась с мерзавкой, иной раз, измученная сестричкой, впадала в состояние эмоционального срыва. Более восьми лет нервотрёпки не лучшим образом отразились на психике педагогини. Порька начала чудить после выноса теля Сталина из мавзолея, а годы между полётом Терешковой, до гибели космонавта Комарова, её популярность достигла апогея. После событий «Пражской весны» на неё уже смотрели, как на бросовый товар…
Когда Людмила выпали ла в лицо завучу неосторожную фразу, она мало задумывалась о последствиях. Для Нины Васильевны же, слова старшеклассницы были равносильны пощёчине. Спустя полгода месть вылилась в неполучении серебряных медалей как Людмилой, так и Юрой.
Но несколько забежал вперёд. Следует рассказать, как рассорились Нина Васильевна и Эдуард Успенский. Студентка педвуза Нина Севостьянова относилась с великим скепсисом к литературным потугам будущего сказочника. Она твердила с упрямством, достойным лучшего применения:
– Эдик, если уж писать, то о Ленине. Тема неисчерпаемая, бери пример с Мариэтты Шагинян и других серьёзных авторов и, на ближайшие пять-десять лет работой обеспечен. Зачем сочинять какие-то дурацкие сказки, которые никому не интересны?
Острословец отвечал со смехом:
– Значит, дурацкие сказки о Ленине сочинять можно, и читатели жаждут их заполучить?
– Никакие это не сказки, слегка романтизированные истории…
– Хорошо. Дай мне лист бумаги и авторучку. А я тебе слегка приукрашенную историю о вожде напишу. Ты её сохрани на память.
Бумага и ручка были предоставлены, а будущий «папа» Чебурашки набросал короткий стишок, поставил дату и расписался. Текст гласил:
Гулял по Профсоюзной, у моста,
Картавый Ленин, с мелкой шавкой, без хвоста.
Лист был немедленно сожжён Ниной, не вынесшей глумления над великой личностью. Более того, текст я слышал в трёх вариантах. Судя по всему, сама Нина его не запомнила, а потом, переходя из уст в уста, он исказился ещё больше. Смысл все три варианта содержали один, но разными темпоритмами и немного корявенько порифмованы они были. Успенский наверняка написал оригинал хорошо, поэтому, чтобы не позорить знаменитого земляка, каюсь, подправил дворово-уличный вариант, сохраняя дух оригинала.
Молодые люди вскоре расстались. Другие поколения не поймут, но в те годы подобное двустишие расценивалось как крупное политическое преступление, а при Сталине вообще могли расстрелять.
В пересказе Людмилы прозвучала фраза (это произошло лет сорок спустя после описываемых событий), что Эдуард, дескать, пожалел о собственном озорном экспромте. Я же склоняюсь к другому мнению: скорее пожалела. Ни на Васильевна об утраченном листке.
Теперь о Пореволе. Её жизнь резко изменилась к концу необычайно жаркого лета 1972 года. Казалось, произошло рутинное мероприятие: Порька Иудова в очередной, пятый раз вышла замуж. Жених лимитчик, деревенский парень из глубинки Среднего Поволжья, завербованный на хлопчатобумажный комбинат «Вождь пролетариата», был настолько потрясён её умственными способностями, а дурой она не была, что решил немедленно жениться на ней, будучи не в курсе сумасбродных выходок невесты. Она всё-таки закончила музыкальную школу по классу фортепиано, находящуюся в сотне метров от дома, в самом начале Профсоюзной улицы. Молодого человека просто потрясло, что Поревола легко отличает Фредерика Шопена от Ференца Листа и Имре Кальмана, а Легара от Леонкавала. Да и симпатичная она была в конце концов, даже интенсивная эксплуатация не успела испортить её соблазнительной фигуры. На предложение о браке она согласилась с условием: после свадьбы они уезжают на родину жениха. Тот пытался отговорить, мол, живёт он в деревне и другой работы, как в совхозе, никакой нет. Но она твёрдо сказала: «Плевать».