На что Артем ответил:
– Нет, площадь, конечно, называется «Деревянко», но все просто зовут ее «Дом мебели» из-за большого магазина мебели и остановки с таким же названием, которая была здесь.
– А-а-а, теперь понял, – Джонни кивнул.
Гагик встрял в разговор, он смотрел куда-то вверх.
– Двенадцать. Да, всего двенадцать этажей. Нам на какой?
– Седьмой.
Вошли в холл. Лифт – груда металла, рухнул с высоты. Двери вынесло, как от взрыва. Пол в бумагах, плесени, мусоре. Стены – кривые граффити, вопли прошлого. Артем нацепил налобник, щёлкнул кнопкой. Свет резанул тьму – стены в росе, краска слезает лохмотьями, пол – лужи. Капли барабанили с потолка, будто крыши нет. Влага – везде.
– Противогазы, живо! – рявкнул он.
Все выхватили маски, натянули, выдохнули с хрипом. Гагик пробубнел сквозь мембрану:
– Что стряслось, Темыч?!
– Ты, может, и видал всякое, но за пределы давно не совался. Сыро, темно – грибок тут как дома.
– Ну и что?
– Где грибок, там и сука, Спора!
Для тех, кто не особо разбирается в флоре здешних мест. Спора – темный черно-коричневый грибок, чаще растет в заброшенных зданиях, в подвалах, реже на открытой местности. Солнечный свет для него опасен. Попадает в организм человека с помощью спор. При попадании в легкое начинает прорастать и делиться. На седьмой-десятый день повышается температура, через месяц кашель кровью, смерть наступает или от перегрева, либо от удушья. Все легкие заполняются. Необходим противогаз или одна пуля, как лучшее обезболивающее.
– Твою ж мать, знаю, – Гагик закашлялся. – Может, её нет?
– Лучше не гадать.
Пошли по лестнице. Ступени – мокрые, в иле, мху. Ручей тёк вниз, капли били по башке. Ноги скользили, хлюпали. Артем заговорил, голос гулкий в маске:
– Панчишина Витю, круглоголового, знаешь? Того, что у профессора Волкова работает, аспирант-лаборант и подрабатывает медиком. Пересекался я еще давно-давно с ним у них в бункере. Рассказывал он страшные вещи. Так вот, принесли одного бедолагу туда, кажется, из одиночек. Короче – наемник. Оказалось, он уже месяц болел. Лекарств-то нет, сам понимаешь. Кругом, как всегда, полуискусственный хаос и подконтрольная анархия. Только подорожник приложить можно. Ученые руками развели, мол, и так дел своих хватает, посидели, подумали и отправили его в карантин, что в бункере. На следующий день ему стало еще хуже, кровью начал харкать. Анализы у него вся взяли, думали, тубик или рак, оказался не он. Температурил он жестко, а потом умер, во сне. Они не знали, что делать, снова покумекали, и дали себе добро на вскрытие. Мол, как так, сам напросился, надо выгоду какую-то извлечь, мы мужи ученые, нам можно. Как легкие увидели, в ступор впали. Почти все внутри было покрыто коричневой плесенью, вот и вывод, что его убило. Это потом узнали, что он в подвале где-то ночь провел пьяный, да вроде там и подцепил эту дрянь.
Джонни слушал, не перебивая, затем подошел поближе к Артему:
– Ну ты жути нагнал, пипец… тебе бы страшилки писать.
– Здесь уже все написано. В одной такой живем.
– Кажись седьмой, пришли, – шепнул Гагик.
– Ищем комнату, – Артем кивнул.
Пройдя несколько дверей вдоль длинного коридора, Гагик нашел нужную дверь:
– Я нашел!
Медведь посмотрел на него, и время будто затянулось, как в густом киселе. Вмиг послышался какой-то легкий писк, который давил на уши. Перед глазами показался взрыв и огонь.
– НЕ ОТКРЫВАЙ! – заорал он.
