Джонни открыл рот, но Артем перебил:
– Ходили на Пустые земли, у «Деревянко» тварей пострелять. Там мина новая вылезла. Гагик не заметил – вот и прилетело.
Мины блуждали – раз в пару недель. Не особо опасны, если ты не железный. Отбрасывают на метры, рвут металл. Ложь сгодилась.
– Метра три-четыре его швырнуло, – добавил Артем.
– Угу-угу, ясно, – Шприц дважды качнул головой, скребя щетину, что росла клочьями, как сорняк на могиле. – Рентгена нет, щупать буду, – он кивнул, расшнуровывая ботинки Гагика.
Грязные, в иле, с трещинами на подошве. Каждый узел скрипел, будто жаловался на эту жизнь. Он пялился на Артема, глаза – мутные, как лужи после дождя. Джонни молчал, всё понял: правду лучше держать за зубами. Не для Шприца, не для Железнева.
Гагик лежал – бледный, как труп, только веки подрагивали. Дыхание – хриплое, с присвистом, словно воздух пробивался сквозь трещины в рёбрах. Комната – бывший склад «Копейки» – воняла сыростью и плесенью. Стены в потёках, углы заросли чёрной дрянью, лампа над кушеткой мигала, будто издыхала. За окном – серость, что давила на грудь, выжимала остатки воли. Мир гнил заживо, и они с ним.
– Живучий, гад, – буркнул Шприц, тыкая пальцем в бок Гагика. Тот дёрнулся, застонал что-то невнятное. – Рёбра, кажись, в труху. Смещение точно. Завтра скажу точнее, если очнётся. Потом расскажешь, где она, на карту надо нанести.
– Очнётся, – Артем сжал кулаки. – Не впервой ему.
– Ладно, все завтра.
– Может без Железнева обойдемся. У него сейчас дел, выше крыши.
– Не могу. Железневу доложу – без этого никак. Медикаменты считают, как патроны.
– Вот что ты такой. А, Шприц? – Артем отрезал резко. – Все по правилам надо? Да?!
– Шприц меня не зови, – тот злобно скривился. – Не люблю я эту кличку.
– Нам плевать, что ты любишь, – бросил Медведь, и в голосе – усталость, что копилась годами.
Гагик зашевелился, пробормотал что-то – то ли ругань, то ли бред. Обезбол держал его в полусне, где все притупилось, но мир всё равно душил. Артем присел рядом, стиснул зубы. Вина грызла изнутри – это он затащил Гагика в ту высотку, к растяжке, почти к смерти.
– Держись, – шепнул он, но слова утонули в тишине.
Утро следующего дня – серое, как вчера, как всегда. Артем и Джонни двинулись к базе ГД. Насыщенный день не выжал их до конца – выспались, хоть и на жёстких лежаках, что ломали спину. Гагик очнулся. Шприц промазал его йодом, обмотал бинтами – два ребра в хлам. Как он это вычислил без рентгена – чёрт знает, но спорить смысла нет. Постельный режим, но жратвы на блокпосту хватало – Верстак расстарался. Артем шёл, а в голове крутился вчерашний взрыв, как заноза.
– Знаешь, Джонни, – голос хриплый, будто горло песком набили, – перед тем, как рвануло, я будто знал.
– Чего знал? – Джонни скосил взгляд, шаг не сбавил.
– Видение, что ли. Картинки мелькнули – огонь, хрень всякая.
– Ты когда спал нормально, а? – буркнул Джонни, без капли сочувствия.
– Не в том дело. Как дежавю, только вперёд.
– Ты сейчас несёшь бред, Медведь.
– Сам не врубаюсь.
Джонни остановился, впился глазами – тёмными, как дыры в земле:
– Я с утра ждал другого.
– Чего? А, открыть эту дерьмовую коробку?
– Ага.
Артем спустил рюкзак с плеч и вытащил из бокового кармана сверток, в котором была пластмассовая коробка. Надавил на нее посередине, потянул, взявшись по бокам, она и открылась. Перед их глазами показалась некая запчасть, плата, размером двадцать на десять сантиметров.
