Потому что иных слов, какими можно было описать комнату Курта, Мирай не нашел. Его комната была большой и просторной, выполнена в космическом стиле. На данный момент там было темно, светила только синеватая неоновая подсветка вдоль стен, фосфорические наклейки звезд на потолке, экран компьютера с космической заставкой и парочка ночных светильников в виде вращающихся планет. На стенах в полумраке различались постеры с фотографиями ракет и дальних уголков вселенной.
– Просто космос! – восхищенно выдохнул Мирай, осматриваясь.
– Я учусь на астрофизика, – сказал Курт, юркнув в свою гардеробную и включив там подсветку. – С детства увлекаюсь астрономией. А в универе открыл для себя робототехнику. Моя мечта – сделать протез моему другу Эдгару из Манчестера. У него нет руки.
Мирай нахмурился, почувствовав укол грусти, и зашаркал ногами по мягкому ковру в сторону гардеробной Курта. Там он прислонился к двери и принялся смотреть, как Курт роется в коробках.
– Это очень хорошая мечта, – сказал Мирай. – Я уверен, у тебя все получится.
Курт, видимо, нашел, что искал, потому что аккуратно задвинул коробку на место и протянул Мираю напульсник с агрессивным логотипом какой-то европейской рок-группы. Несмотря на крошечный размер вещицы, он все равно держал ее двумя руками, потому что так было принято дарить подарки в Японии.
– С Днем рождения, Мирай, – сказал Курт, поклонившись. – Извини, что без упаковки.
– Ну что ты, какая прелесть! Большое тебе спасибо, Куруто! – ответил Мирай, принимая странный подарок в смешанных чувствах. – А что это?..
– Напульсник с моей любимой группой. Под ним не будет видно шрамов.
– Ты не любишь, когда у людей шрамы? – спросил Мирай с искренним безобидным любопытством.
– Просто мне кажется, что с тобой случилось что-то плохое, и мне от этого не по себе.
Мирай умиленно улыбнулся, прижал напульсник к груди и с чувством поклонился.
– Большое спасибо, Куруто. Я позабочусь о твоем подарке.
Затем он демонстративно и очень бережно натянул его на руку, полностью закрыв шрамы, и взял Курта за плечи. Тот, не ожидавший такого выпада, вытаращил свои прекрасные черные глазища, а по мертвецки-белому лицу в полумраке космической комнаты заплясали тени от инопланетных светильников.
– Пожалуйста, Куруто, выбрось эти мысли из головы, – сказал Мирай. – В никчемной жизни Мирая Тойоты никогда ничего плохого не случалось. Он порезал себе вены по собственной глупости. Он был студентом третьего курса университета, перепил на вечеринке, начал философствовать о смысле жизни и пришел к выводу, что в его собственной жизни никакого смысла нет. Он совершил эту глупость в пьяном угаре, а когда пришел в себя на больничной койке, то был счастлив, что он жив. Мирай Тойота очень любит жизнь. Глядя на Мирая Тойоту, все почему-то думают, что он стал таким, потому что с ним плохо обращались и он испытал много горя. Но это неправда. С Мираем Тойотой всегда обращались нормально. Не лучше и не хуже, чем со всеми остальными. Он стал таким и наделал глупостей, просто потому, что сам так захотел. Никто его не заставлял, никто его до этого не доводил. Он сам так решил, Куруто, и тебе не следует беспокоиться о людях, которые должны нести ответственность за свои решения самостоятельно. Понимаешь?
Курт молча кивнул, уставившись на него во все глаза. Его по-детски наивное лицо слегка дрожало. Мирай не сдержался и крепко обнял его.
