Ненара стремительно выскочила прочь.
Затейливый рисунок изнанки чужой жизни
– И чем же она отплатит ночью? – язвительно спросила Нэя, догадавшись, что он уже пожалел о присутствии гостьи, когда накатил внезапный приступ похоти к новому объекту для доступного сексуального использования. – За твою же дикую выходку она будет расплачиваться? Ведь ты же вышиб поднос из её рук. Рабыня она разве?
– Вы все рабыни. Только господин у каждой из вас свой, – ответил он и вмиг посуровел, – Вот же дура, так и не подобрала то, что и уронила.
– Сам и прогнал, – сказала Нэя, ненавидя его настолько, что, если бы графин стоял на столе, она швырнула бы его в наглое лицо того, кто мнил себя рабовладельцем всякой зависимой в той или иной степени девушки, – Я бы на её месте за такое обращение ушла бы отсюда немедленно.
– Не уйдёт она никуда, пока её отсюда не вышвырнут. Где ещё она такие деньги сможет заработать? Да ещё и еды при случае уворовать? А то, что тискают её тут время от времени, так велик ли убыток. А вот прибыток-то ого-го! какой увесистый.
– Лирэна за утрату своего влияния уж точно её прибьёт. Если не здесь, то где-нибудь ещё, – Нэя уже с увлечением продолжала издеваться над ним.
Но Чапос в чём-то был и туповатым, он важно ответил, – Не посмеет. А для того, чтобы поняла, что мне нельзя перечить, я гонор этой Лирэны сегодня же укорочу.
– И как же? Научи, поскольку я тоже хозяйка своим непослушным и самовольным служащим. Меня не боится никто, а порой и не выполняют мои поручения, ленятся и халтурно работают.
– Распустила, а всё просто. Должно быть неминуемое наказание за любую оплошность, строгое, но каждой по её уму или дурости, как и врождённой впечатлительности. Есть же и грубые люди, как из древесины. Тупят, и ничему их не обучишь. Одни колотушки и вразумляют.
– Девушка с красивым именем Лирэна, она какая? Тупая или умненькая?
– Дерзкая и воровка неисправимая. Но темпераментная, и верховодить любит не только другими девчонками, но и мужиками.
– И как же ты её будешь вразумлять?
– Окуну её лицом в грязную лохань, когда она вымоет все полы в заведении, повожу немного по дну, слегка притопив её злобу, так сразу же и забудет о том, что она тут владычица над прочими. Спрошу, а владычицей над помоями не хочешь себя почувствовать? Я даже себе насилия ни над кем не позволяю! Воруй себе помаленьку, а к чему мне тут девочки побитые, которые должны сиять, как звёздочки светлоликие, гостям навстречу. Тут дом гармонии, тишины, наслаждения от вкушения отменной еды…
– И не только. И что же, прямо на диванах у столов с грязной посудой и располагаются, как иного уже вкушения захочется?
– Тебе не подобает такое говорить, – он поморщился. – Эта сторона жизни, конечно же, существует, но не для тебя, моя богиня. Тебе пристали лишь божественно-возвышенные радости. К твоему пришлому оборотню наши Боги отчего-то милостивы, раз подарили ему любовь богини, пусть и воплощённой в теле смертной женщины. Но душа твоя вовсе не подобна любой из женщин, кого я познал. Телом же и самым лакомым насыщаются быстро, а душевное-то единение, возникни оно с такой-то богиней, уже нерушимо…
– Чапос, – произнесла она его имя, пожалуй, и впервые, так что он вздрогнул, – что ты всё заладил, богиня, богиня. Я женщина, как и все прочие, к сожалению. И то, что полюбила другого, не тебя, прими как необратимость. Да и зачем тебе богиня? Стала бы богиня с тобой вообще разговаривать? Или думаешь, позволила бы тебе к себе прикоснуться, как ты меня хватал и потом тащил на себе? Потому и любопытство моё низкое, женское, жадное на все подробности того, чего я лично не изведала. Хотя любить своего «оборотня», как ты его называешь, не отходя от пиршественного стола, я бы не смогла, – тут она брезгливо потрогала дорогую обивку атласного дивана.
