Что теперь делать?
Я не могу бежать за ним, умолять вернуться, рыдать и просить передумать.
Но дать ему уйти ПРОСТО ТАК я тоже не могу.
Пускай катится на все четыре стороны, но я сделаю так, чтобы он надолго запомнил этот отъезд!
Поддавшись порыву, я рванула с места и выскочила на улицу.
Машина мистера Д. уже стояла перед наполовину открытыми воротами. Я бросилась наперерез и перегородила выезд, остановившись в нескольких шагах от машины. Затем выставила ладони вперед, пытаясь закрыть лицо от слепящего света фар.
Мистер Д. тут же заглушил мотор, выключил фары и уставился на меня через лобовое стекло: видимо, ждал, что я стану делать дальше.
А я и сама еще толком не знала.
Оглядевшись по сторонам, я увидела справа цветник, обложенный по краям крупными камнями неправильной формы. Подбежав к цветнику, я схватила один из камней. Потом быстро вернулась к машине и на секунду застыла, держа камень на весу.
…Секунда показалась вечностью. Перед глазами словно промелькнула вся жизнь — моя и мамина… и внезапно меня захлестнула невероятная, абсолютно дикая, звериная, всепоглощающая ненависть, смешанная с безумной болью.
В тот момент я ненавидела не только мистера Д., отца, Сафронова… я ненавидела весь мир — за то, что чудища в нем все-таки существуют.
Никогда в жизни я не испытывала подобного. Даже не думала, что такое возможно. В груди будто разверзлась черная дыра, поглотившая все человеческое… и казалось, она уже никогда не закроется.
Пытаясь заглушить боль, я подняла камень над головой и изо всех сил долбанула им о глянцевый капот.
Я вложила в этот удар всю свою ненависть. Все свое отчаяние. Всю свою боль.
А потом развернулась и побежала прочь, в глухую тьму…
Только не останавливаться! Только не останавливаться! Держаться дороги! Не сворачивать!
Ветер в лицо. Колет в боку. Давлюсь слезами. Воздуха не хватает.
Дорога. Дорога. Дорога. Развилка.
Как долго я бегу? Не знаю.
Путь кажется бесконечным, когда не понимаешь, куда бежишь и зачем.
Трасса. Лес. Или роща?
Увидев деревья, я замедлила бег.
То, что еще недавно пугало, теперь казалось спасением.
Хотелось укрыться здесь. Чтобы больше не видеть никого. Никогда.
Нырнув в лес, я побежала между деревьями.
В лицо тут же хлестнула ветка. Другая. Третья.
Защищая лицо руками, я неслась дальше, спотыкаясь о камни и корни, цепляясь за сучья, чувствуя, как силы тают…
Один из корней под ногами оказался слишком большим — носок туфли зацепился за него, туфля соскочила с ноги, а я, споткнувшись, полетела на землю.
В ладони впилось что-то острое.
В нос ударил запах сырой земли и прелой листвы.
Диана, поднимайся! Ты сможешь! Ты обязательно сможешь!
Но сил подняться больше нет.
НЕТ. СОВСЕМ. НИКАКИХ. СИЛ.
Кстати, а что это за крик? Кто тут может кричать так громко… и так отчаянно?!
Не я.
Я не могу так кричать. ЧЕЛОВЕК не может так кричать, так может реветь только раненое, загнанное животное.
…Однако этим животным сейчас была я. И это я кричала, срывая голос, впиваясь ногтями в землю и раздирая ее…
Хотелось вырвать из нее куски — так же, как недавно вырвали куски из моего сердца.
Хотелось…
Но воздух кончился, силы растаяли, и, зарывшись лицом в исцарапанную землю, я затихла.
Теперь я лежала в темном лесу — одна. Совсем одна. В крови, в грязи, в ледяном поту.
Но какое это имело значение?
Меня уже ничего не спасет…
8. Глава 8
— Диана, хватит. Поднимайтесь, — внезапно раздался за спиной спокойный голос. Голос человека, которого мне хотелось видеть меньше всего на свете. Особенно сейчас, когда я была слабой и жалкой.
