В замешательстве остановившись у синтезатора, Гейб попросил у Рика помощи взглядом: не то чтобы не умел обращаться со сложными приборами, просто на то, чтобы разобраться с конкретной моделью, потребуются силы. А их запас у Гейба исчерпался ещё на озере.
— Что вам… тебе сделать? — Рик всё понял моментально.
— Без разницы, — Гейб опустился на ближайший стул и, наплевав на хмуро-серьёзного Алана, стащил с ног ботинки.
Пальцы Рика с неуловимой скоростью выбрали нужную программу, и уже через три минуты на столе перед Гейбом появилась тарелка с неизвестным, но очень аппетитным яством. Во всяком случае, после коричневой бурды с Онтарио любая пища будет казаться аппетитной.
Однако желудок не выразил энтузиазма по этому поводу, так что Гейб остановился после второй ложки — таблеток для снятия рези перед едой он, естественно, не принимал.
— Хорошо тут у вас кормят, — сказал Гейб, чтобы хоть как-то занять паузу.
— Не жалуемся, — ответил Алан.
— За чей счёт пируем? — Гейб знал, что уже нарывается: никто ему не скажет правду. Точно не сейчас.
— Спонсора всё равно уже нет, — хмыкнул Алан и сел напротив Гейба.
— Невкусно? — вдруг спросил Рик, заметив, что Гейб не ест.
— Нет, — покачал головой Гейб. — Просто отвык.
— У нас лучше синтезаторы были…
— Да что ты помнишь? — перебил Рика Алан. — Совсем мелким был, когда улетели. Да и сейчас мелочь…
— Мне почти двадцать! — возмутился Рик.
— Не мелкий разве? — Рик скорчил ему рожицу. — Ещё маме пожалуйся…
— Отставить! — гаркнула Кэс, стремительной походкой врываясь в столовую.
Взгляд женщины был сфокусирован на Гейбе: он отложил ложку, готовясь выслушать её пламенную речь, но в итоге получил направленный в лоб излучатель бластера.
— Юна сказала, что его имя есть в списках жандармерии.
3. Глава 3. Форт
История была о космосе: старая, наивная, написанная в те времена, когда люди побывали только на Луне — Гейб любил её слушать. Там человечество стало мудрым и сильным, освоило целую галактику, даря просвещение другим, менее развитым расам.
Межзвёздные полёты, вечные источники энергии, храбрость и доброта — таким видел будущее автор, имя его давно уже было предано забвению. Книга хранилась на отцовском планшете вместе с другими, в которых описывалось прошлое Земли: тёмное и зловещее, оно казалось Гейбу странным и одновременно логичным — сейчас история выходила на новый виток.
Конечно, понял он это уже гораздо позже, а в детстве просто слушал в неярком тёплом свете ночника низкий с хрипотцой голос отца, запоминая на всю жизнь яркие треугольники белков глаз на погружённом в тень лице и седину курчавых волос.
Самыми светлыми воспоминаниями Гейба оставались родители: мамина улыбка отпечаталась на сердце, а вечернее чтение отцом книг было самым любимым ритуалом.
Мама ушла первой — Гейбу исполнилось тогда десять, отец был старше и прожил всего четыре года. До училища подростка приняла к себе тётя, но её не стало после окончания первого курса. И Гейб лишился нарочитой грубости с упрёками о лишнем рте и неуёмной энергии «здорового наглого лба», взявшего худшее от родителей. Гейб лишился всего, что его связывало с прошлым, а ничего нового не приобрёл. Пока не встретил Криса — но и тут ошибся.
Наверное, на озере Гейб думал не о родителях, а о нём, потому что так и не смирился со скорой смертью — считал любовника виновником многих своих несчастий. Хотя, безусловно, Крис был лишь обычным человеком: не лучше и не хуже тех, кого с момента потери родителей встречал Гейб. Или это являлось попыткой успокоить себя: все такие — можно уподобляться. Гейб не смог: уволился из жандармов, вступился за рабочих, попал к повстанцам, был принят за шпиона и чуть не получил разряд в лоб. Закономерный итог. Быть не таким, как все, плохо.
