Мистификация Дорна. Книга 2 - страница 14

– А ты что же, каторжный? – не сдержав удивление, спросил я.

– Никак нет-с, Ваше благородие. Был грех, разбойничал, но без смертоубийства. По амнистии девяносто шестого года освобождённый. А каторжанина таво в пересыльной тюрьме видал. Страшный! И не человек – чистый зверь.

– Ломиком? – переспросил я его, задумавшись, и добавил: – Ладно, ступай. Про ломик я сам доложу.

Каково же было моё удивление, когда спустя полчаса я вновь увидел Луку. В руках тот держал мой отчёт. Посыльный объяснил, что полицейская часть под замком, а городовой, который караулит закрытую дверь, сообщил, что все полицейские, а с ними и сам земский исправник, погрузившись в повозки, укатили в неведомом направлении. Досадуя на исправника и на всё его заведение, я вернулся к пациентам.

В коридорчике, перед дверью кабинета, и на крыльце меня дожидались несколько крестьянских баб с гомонящими ребятишками и бугай: мастеровой баюкал ушибленную бревном руку. Тщательно осмотрев и не найдя перелома, я велел фельдшерице Авдотье Саввишне обложить руку льдом и обработать ссадины. Пока шёл приём крестьян, из смотровой доносились причитания мастерового, покрываемые железным голосом фельдшерицы. Завершив приём, я выглянул в коридор, чтобы убедиться, что принял на сегодня всех пациентов, но обнаружил сидящего у самого выхода человека. При моём появлении тот живо вскочил и направился ко мне. На вид лет тридцати, в тёмном сюртуке из добротного сукна и панталонах на штрипках. Кожаные туфли на невысоком каблуке, выдававшие в нём состоятельного человека, были чисты, что свидетельствовало о том, что приехал незнакомец на извозчике. В руках он держал мягкую фетровую шляпу в тон сюртука.

– Матвей Трапезников, – представился он негромким, приятным голосом.

Я пригласил его в кабинет и поинтересовался, что привело господина Трапезникова ко мне: собственное здоровье или что-то иное. Посетитель, несколько путаясь и растягивая слова, сообщил, что он здесь, собственно, по делам своего отца, фабриканта Тимофея Матвеевича Трапезникова. То есть не совсем по всем делам, а касательно только небольшого производства, которым он, видите ли, руководит. Так вот, знаете ли, уважаемый господин доктор, на днях ему сообщили, что рабочие стали хворать: уже несколько человек не вышли на работу. Он приехал из столицы так быстро, как мог, чтобы учинить розыск, нарушения и прочее. Я тут же вспомнил об опасениях Мартына Кузьмича, что экспериментальное производство несёт изрядный вред, и случаи тяжкого заболевания двух рабочих тому подтверждение. О чём я сообщил Трапезникову. Тот поспешил заверить меня, что их семья прилагает все усилия, чтобы обезопасить работы и защитить людей. Производство – это его, Трапезникова, детище, и он очень радеет о его пользе для людей. Дело в том, пояснил посетитель, что сам он закончил Петербургский университет по кафедре химии, что продолжил изучать минералы и рудное дело в Германии и прочее. Он глубоко убеждён, что всё, что делается на фабрике, принесёт людям пользу.

Он помолчал, нервно теребя шляпу. Потом снова заговорил горячась. Визит связан с искренним его желанием помочь работникам, и даже он готов оплатить лечение, если таковое потребуется. Я был приятно удивлён отношением промышленника, поскольку такие выплаты полагались лишь для рабочих казённых заводов, а вот частный предприниматель не был связан такими обязательствами. К вашему сведению, господин фабрикант, двое ваших рабочих тяжело заболели и были отправлены на лечение в губернскую больницу. На время болезни их семьям, верно, понадобится денежная поддержка, и господин Трапезников может в этом принять деятельное участие. Тот заверил меня с энтузиазмом, что не останется в стороне. Мы оба, удовлетворённые его согласием, замолчали. Казалось, тема разговора исчерпана, но посетитель не уходил и продолжал сидеть, теребя шляпу и не поднимая глаз. Наконец, он поднялся.