Мы сели пить чай. За самоваром, совершенно расслабленно развалившись в плетёном кресле, он делился со мной своими соображениями, рассуждая о причинах преступления и о возможном убийце.
– Во-первых, это не было ограблением, – начал он не спеша, – из ценного ничего не пропало, включая кольцо с алмазом, о котором вы упомянули. Во-вторых, убийца был знаком с учительницей, иначе Суторнина не сидела бы так спокойно за столом. Опять же на столе баранки, сахар… В-третьих, убийца имеет натуру хладнокровную, потому никаких следов своего присутствия он не оставил. В-четвёртых, орудие убийства на месте преступления не обнаружено.
– Я могу предположить, – вставил я, – что удар был нанесён тяжёлым предметом. Чем-то вроде металлической палки.
– Ну что ж, вполне возможно, что и так, – задумчиво проговорил Митьков.
– Кроме того, – продолжил я, так как мне не терпелось высказать свою догадку о самом убийце, – решение убить учительницу таким способом возникло у убийцы внезапно.
Митьков, не меняя позы, внимательно посмотрел на меня и после паузы отмахнулся чайной ложечкой:
– Вы, что же, подразумеваете убийство из ревности? Вздор! У меня есть все основания полагать, что это вздор! Убийство было хорошо продумано и рассчитано.
Меня задел тон, с каким ротмистр позволил выразить своё отношение к моей версии. Уже не первый раз отмечаю, как им отвергается высказанное мною предположения по соображениям, известным только ему самому. Однако ж сам он эти соображения не предъявляет и, со своей стороны, ничего вразумительного пока не предложил. Либо их самих, этих предположений, у него нет, либо он что-то утаивает!
– И всё же, Николай Арнольдович, позвольте, я приведу свои доводы. Ваше дело – принимать их во внимание или нет. Так вот-с! Я полагаю, что первоначальным замыслом убийцы было отравление цианистым калием. Однако ж убийца, как, впрочем, и вы, господин ротмистр, не знал, что сахар нейтрализует яд. Выпив сладкий чай, учительница никак не навредила себе и осталась жива. Фиаско для убийцы! Убедившись в этом, он не запаниковал. Намерение убить было сильно, поэтому он принимает молниеносное решение и наносит удар сзади чем-то вроде ломика или железной палки!
Ротмистр хмуро выслушал меня и мгновение спустя воскликнул:
– Кочерга! – и тут же пояснил: – В комнате есть печь, есть ведро для золы, совок, но нет кочерги! Дьявол!
Он вскочил и стал прохаживаться по кабинету, по-прежнему напряжённо о чём-то размышляя.
– Мне только невдомёк: за что? – продолжил я свои рассуждения. – За что можно было так жестоко убить молодую женщину невинное создание, учительницу?
– На этот вопрос я, к сожалению, знаю ответ, – останавливаясь передо мной, проговорил Митьков и добавил: – Полагаю, что знаю, но не спрашивайте, я вам не отвечу.
– Как угодно-с! – я откинулся на спинку кресла. – Однако удастся ли вам, Николай Арнольдович, применить вашу теорию с кочергой к этому парнишке, к Никифорову? Могу предположить, что одно и то же лицо сначала убило учительницу, а потом попыталось убить помощника аптекаря. Сходство в нанесении удара очевидное. Если обнаружится, что и орудие нападения было одним и тем же, то связь между этими событиями станет очевидна!
Жандарм вновь замаячил у меня перед глазами, прохаживаясь и рассуждая на ходу:
– Что ж, предположение ваше умно, доктор! Вынужден согласиться. Более того, я уверен, что убийца, убедившись, что удар оказался не смертельным, решает сбросить тело на рельсы, мысля маскировать покушение под несчастный случай.
