Мое лицо первое - страница 51

– Нет.

Мой ответ вобрал в себя случайные руки на моем теле; мужчин, чьих имен я не помнила, а может, и не знала; чужой запах на моей коже; краткие минуты близости, которая не вела ни к чему, кроме пустоты.

– Если бы вы встретили Дэвида снова, что бы вы почувствовали?

Я услышала собственный смех.

– Чили, вы понимаете, что это ваша защитная реакция? – Глаза Марианны смотрели на меня с сочувствием, но без жалости. – Я говорю о смехе. Вы смеетесь, когда испытываете страх или гнев.

Звуки застряли у меня в горле.

– Я не боюсь Дэвида!

– Хорошо. Тогда вы не против встретиться с ним?

Я уставилась на психотерапевта так, будто она была фокусником, готовым вытащить из уха крохотного Монстрика, накрыть платком и достать из-под пестрой ткани Шторма.

– Но… как?!

Марианна поудобнее уселась в кресле.

– Представьте, что я – это Дэвид. Дайте себе время, не спешите. – Размеренный тихий голос убаюкивал, навевал воспоминания. Невозможное поначалу стало казаться возможным. В конце концов, воображение – великая сила. Стоит только по-настоящему захотеть, и…

– Я – Дэвид, – повторил едва слышный голос. – Что ты хочешь сделать сейчас, Чили?

Я шумно втянула в себя воздух. Дэвид никогда не возвращался. Все эти десять лет. Даже во сне. Пока не раздался проклятый телефонный звонок.

А теперь он здесь. Прямо передо мной. А его лицо… Его лицо…

– Что ты делаешь, Чили? Ты кричишь на меня?

– Да! – вырывается из меня с хрипом. – Я кричу. Ору так, чтобы до тебя наконец дошло.

– Что ты кричишь, Чили?

– Почему ты сделал это?! Ты бросил меня! Бросил меня одну! Сбежал. Спрятался в своем молчании. Сделал меня своим голосом. Но я не смогла! Не справилась. Оказалась слабой. Я всегда думала, что слабый – это ты. Что ты позволил им сломать тебя. А вышло, что сломали меня, Дэвид.

– Ты ненавидишь меня за это?

– Да, мать твою! Я ненавижу тебя!

– Как сильно? Настолько, чтобы ударить? Хочешь ударить меня, Чили?

– Да!

– Как ты ударишь меня? Кулаком? Пнешь ногой? Станешь топтать, когда я упаду? Выцарапаешь мне глаза?

Тяжелое и шершавое во мне растет, распирая грудь. Мне трудно дышать. Мышцы сводит. Ногти впиваются в кожу. Я вижу кровь на его лице. Слышу обращенный ко мне голос, который звучит только в моей голове: «Какой из них тебе больше нравится? Голубой? Или черный?»

– Я возьму нож, – выдавливаю я сипло. – Закончу то, что ты начал. Вырву твои чертовы глаза из глазниц. Зачем они тебе, если ты не смог найти дорогу ко мне? Ты должен был умереть, Дэвид. Раз я умерла, то и ты должен был умереть.

– Тогда убей меня, Чили. Возьми нож и убей меня.

Я замахиваюсь. Лезвие ножа в моей руке сверкает на солнце.

Говорили, он выстрелил в упор и снес ему полчерепа. Тело упало в воду, а половина лица с куском скальпа осталась на мосту. Одежду Дэвида усеяли мелкие капельки крови, обломки костей и комочки мозгового вещества. Когда он вернулся в город, тоже ярко светило солнце. А еще говорят, будешь плохо себя вести, и в твой день рождения разразится шторм. Шторм! Это действительно смешно…

Я снова увидела перед собой немолодую, словно высушенную временем женщину. Она смотрела на меня без страха, будто моя рука не была все еще занесена для удара. А что, если бы…

Я тряхнула головой. Рука упала на колени.

– Не могу. Я бы никогда не смогла причинить Дэвиду боль.

Марианна кивнула:

– Конечно. Не смогли бы. В этом и проблема, Чили. Вы злились на него: за его беспомощность и слабость; за то, что он ставил вас в ситуации, когда вам приходилось делать сложный, совсем не детский выбор; за ту ответственность, которую вы сами на себя возложили – ради него; за то, что он оставил вас одну среди хищников. Вам казалось, что Дэвид предал вас, верно? Так легче было предать его. А теперь легче жить с призраком мертвого Дэвида, чем с Дэвидом живым. Мертвые не могут обвинять, правда? Мертвые не могут задавать вопросы. Мертвые не могут любить, несмотря ни на что.