Мои аллюзии - страница 26

Минуту спустя та же самая дальняя дверь рывком распахивается, и появляется Остин. На нём классные чёрные джоггеры, кеды и худи. Настоящий афродизиак. Его химия вызывает колоссальный всплеск эндорфинов и как следствие – аритмию. Мужская сексуальность – смертоносное оружие, боекомплект из эгоизма и чувства превосходства. Остин стреляет из высокоточной снайперской винтовки без предупреждающих, попадает точно в сердце с одного выстрела. Дайте бронежилет, а лучше два, хотя бессмысленно… Не спасёт. Если бы его залпы были поцелуями, все девицы молили бы его о расстреле.

– Чего нужно? – Его лицо выражает раздражение, а оценивающий взгляд подсказывает мне соблюдать осторожность.

– Добрый день. Пришла, как договаривались.

– Чего? – Хмурится крайне недовольно.

– В прошлый раз Вы сказали, что в пятницу будут готовы ещё композиции. Сегодня та самая пятница.

– Ты серьёзно? Это ж был сарказм. – Злобно усмехается, удивлённый моей тупостью. Плохой исход был предсказан, но от этого ничуть не легче. После слова "сарказм" у меня внутри происходит кульбит души, после которого она тут же замирает.

– Трудности перевода. – Выдавливаю улыбку. Мне ни капли не смешно, мне стыдно, чувствую, как краснею, уверена, даже через тональный крем мои щёки отчетливо проступили красным цветом, по шее ползут красные пятна, хорошо, свитер с воротом. Неделя и так казалась невыносимо трудной, а тут ещё и этот неловкий момент. Держу удар, не подаю вида. – В любом случае мой визит не окажется напрасным. Это Вам. – Делаю робкий шажок и протягиваю ему картонный стаканчик с дорогущим кофе, на который были спущены остатки моих сбережений.

– Я не люблю кофе, – с оскалом заявляет он. Мешкаю буквально мгновение, но моего секундного замешательства ему хватает, чтобы вскипеть окончательно: выбивает у меня из руки стаканчик, тот отлетает на бетонный пол и разваливается на составляющие. Кофейная лужа с пенкой – итог крушения моих надежд на здравый диалог. Не понимаю, чего я такого сделала и чем заслужила такое обращение? Он ведёт себя, как козёл, а при этом чувствую себя козлом я. Козлом отпущения! Мысленно отмахиваюсь от этой навязываемой роли и стараюсь не воспринимать на свой счёт. Жизнь эмигрантки меня многому научила ещё с детства. Бывало и похуже. Умело сохраняю невозмутимость на лице, не показываю того, что на самом деле твориться у меня внутри. Вдыхаю поглубже, чтобы уровнять кислородом количество выброшенного адреналина в кровь. Остин смотрит на меня свирепо, хищные животные же чувствуют страх, да?

– По Фрейду достаточно легко определить масштаб Вашей личности, раз уж Вас так легко можно вывести из себя. – Недовольно ведёт бровью. – Читать тоже не любите? – Едва ли он посвящает время достойной литературе, и мне это даже на руку: моё творение – так себе. Держу под сердцем рукопись, но всё же решаюсь оторвать её от рёбер и протягиваю ему.

– Что за х*рь? Прикалываешься? – Не принимая пачку бумаги, пышет ядом. Внутренности у меня сжимаются, и от этого моё лицо по привычному сигналу изнутри каменеет ещё сильнее. Никаких эмоций снаружи, держу всё мёртвой хваткой внутри себя. Сил хватает парировать.

– По этой рукописи снимают фильм, и в нём будет Ваша музыка.

– Н*срать. Люди тоже, как музыка: или цепляют с первых аккордов, или жутко раздражают. – Этой фразой он даёт мне понять, что я из второй категории. Что ж, на каждого слушателя своё скопление нот. Вглядываюсь в прекрасное лицо, и мне становится жаль парня в этот момент. Хоть эмоции и зашкаливают во мне, опыт и разум подсказывают, что так как он, может вести себя только раненый зверь. Заглядываю в его наполненные злобой глаза и убеждаюсь в своей правоте. У него внутри тоже многое сжато, гнетёт его, раздирает ему душу. Сердечные раны, драматизм внутреннего конфликта, вот он и скалится на окружающих. Опускаю глаза, чтобы не провоцировать агрессию.