Товарищи мои были действительно дети весьма бедных родителей. Никто из них впоследствии не занимал на государственной службе, на которой они все состояли по выпуске из университета, даже сколько-нибудь видного места. Я укажу только на четырех из них: двух сыновей директора Ульрихса, Федора{101} и Карла>н, Андрея Щепина>н и сына умершего генерал-лейтенанта Аполлона Бострем>н. Первые двое не жили в заведении, а ходили только в него учиться. Старший брат [Федор] по выходе из Московского университета долго служил в почтовом департаменте, был в оном по 1863 г. председателем комитета, цензуровавшего иностранные периодические издания, а теперь состоит в чине тайного советника председателем С.-Петербургской Евангелической лютеранской консистории и членом от правительства в Управлении училищ Евангелической лютеранской церкви Св. Павла.
Щепин был экспедитором в канцелярии Государственного Совета и вышел в отставку действительным статским советником; он также был старше меня.
Карл Ульрихс и Бострем, почти одних лет со мной, были моими товарищами во все время, проведенное в означенном заведении.
В женском заведении воспитывались также дочери бедных родителей и, несмотря на хорошее образование, ни одна из них впоследствии ничем не была замечательна. Помню из них Волкову>н, очень хорошенькую собой, Решетинскую>н и Жилинскую>н. В то время жила еще в женском заведении уже кончившая в нем курс, но не знавшая ни своих родителей и никого из родственников баронесса Надежда Иустиновна Дельвиг>н. Мать моя очень старалась разузнать, к какой отрасли нашей фамилии она принадлежала, но разыскания ее были тщетны. Впоследствии она жила в доме сенатора Малиновского{102} и вышла замуж за дальнего его родственника и однофамильца, весьма бедного чиновника, ныне уже умершего. Она жива еще и теперь; имела несколько детей, всегда жила и теперь живет очень бедно.
В первые месяцы моего пребывания в заведении до отъезда Д. Н. Лопухиной с семейством в ее киевское имение я был под особым покровительством ее старшей дочери [Екатерины], которую она, впрочем, не любила; это была одна из многих странностей этой женщины, делавшей много благодеяний и воспитанием бедных детей, и ежемесячной раздачею значительных сумм бедным семействам. Д. Н. Лопухина меня одного из всего заведения иногда призывала к своему столу. Помню, что в июле 1821 г. я был призван к обеденному столу, к которому приглашены были митрополит Серафим{103}, переведенный в это время в С.-Петербург, и назначенный на его место Московский архиепископ Филарет{104}. В другой раз к обеду был приглашен Авраамий Сергеевич Норов{105}, бывший впоследствии министром народного просвещения. Его благородная наружность и деревянная нога (потерял ногу при Бородине) очень меня поразили. После обеда были призваны и другие воспитанники; Норов сделал нам беглый экзамен и очень был доволен вообще и в особенности моими ответами.
В начале августа, после молебна о благополучном путешествии в присутствии Д. Н. Лопухиной, ее семейства, всех воспитанников и воспитанниц ее заведений, ее управляющих, многочисленной прислуги, которой вообще при доме было, сколько помнится, до 200 человек, и многих знакомых, она с семейством уехала в имение свое Шполу, Киевской губернии. Отъезд ее мотивировали желанием сократить расходы, ближе наблюдать за этим значительным имением, а главное быть ближе к богатому своему дяде Высоцкому
