– Вам именно что кажется, виконт.
Командующий, с удивлением следивший за их яростным обменом непримиримыми взглядами, воскликнул:
– Не обращай внимания, Леон! Сола обычно сама выбирает, с кем танцевать. Все давно привыкли и не суются к ней первыми. – Он захохотал, точно это была хорошая шутка. – Потанцуй лучше с Люсьеной.
Леон заметил страдание, на секунду мелькнувшее в синих глазах старшей из сестер, и почувствовал себя неуютно. Но Люсьена тут же изобразила на личике милую сдержано-пресную улыбку и уже готова была присесть в реверансе, принимая неозвученное приглашение, как прозвучал звенящий решимостью голос Соланж:
– Не стоит, отец. Люсьена утомлена. Я с удовольствием потанцую с виконтом Фармасом, раз уж он так настаивает. Мне действительно не довелось сегодня уделить ему достаточно внимания.
Последнюю фразу она произнесла больше с угрозой, нежели с сожалением, и граф невольно бросил на Леона встревоженный взгляд, но Фармас не придал этому значения. У него в груди разлилось такое приятное тепло, точно он был голодным львом, и тут вдруг прямо перед ним возникла аппетитная антилопа, которой он вознамерился полакомиться.
– Почту за честь, – пророкотал Леон. Он поклонился и предложил Соланж ладонь.
Она присела в реверансе и протянула крошечные, точно детские, пальчики. Леон тут же цепко зажал их, будто боялся, что девушка передумает и сбежит, и повел в центр зала.
Едва они вышли на паркет, как Фармаса обуяла неконтролируемая удаль. Он прижал к себе вскинувшую в изумлении темную бровь Соланж и закружил в такт звучавшей быстрой мелодии. Внезапно все его тело стало легким, и любые движения давались ему свободно и непринужденно.
– Не стоит так крепко меня держать, – процедила Соланж. – Или вы решили исполнить свои тайные фантазии, рухнувшие в Асторе?
Леон посмотрел в ее раскрасневшееся от стремительных движений лицо и почувствовал, что в простых словах скрыта та самая истина, что почему-то раньше ускользала. Он действительно мечтал вот так держать ее в своих объятиях с того самого момента, как увидел танцующей невероятный танец подле Клибера.
– Мы уже перешли на неофициальное обращение, – усмехнулся Фармас, любуясь крохотными веселыми веснушками на щеках и вздернутом носике насупленной девчонки, которая даже не потрудилась использовать пудру, чтобы их скрыть. – Думаю, нам не стоит разыгрывать великосветскую беседу, раз уж мы успели познакомиться при других обстоятельствах.
Соланж метнула из-под пушистых ресниц злой взгляд и фыркнула:
– Это точно. В твоем случае стоить из себя благородного господина – самый, что ни на есть, низкосортный фарс.
Леону стало неловко за свое непристойное предложение, озвученное возле туалетной комнаты, но он не подал вида, что раскаивается в содеянном.
– Ты вела себя, как гризетка, поэтому нечего удивляться, что кто-то оценил твои прелести по достоинству, – вместо извинений выдал он и тут же пожалел, что высказался не подумав.
Соланж вся подобралась, вцепилась пальчиками в его ладонь, так и норовя ноготками продырявить перчатки и расцарапать кожу в кровь, опустила подбородок и, сверкая исподлобья ненавидящим взглядом, выплюнула:
– Да неужели?! Ты явно давно не видел гризеток, раз не в состоянии отличить честную девушку от пропащей, провинциальный болван.
В душе всколыхнулась волна ярости. Никто не смел так разговаривать с Фармасом, даже в бытность его учебы в училище. Он стиснул Соланж так, что ей дышать стало тесно, и проскрипел в розовенькое аккуратное ушко:
