Она сделала глоток чая. Повисла короткая пауза. Чуть длиннее, чем уместно. Мария кивнула. Улыбнулась. Очень сдержанно.
Анна. Та самая Анна, с которой ее дорогой внук Даниэль ходил за руку, строил планы, носил её куртку на своих плечах и однажды сказал: «Бабушка, кажется, это она». Мария почти поверила. Почти пустила в сердце. Почти привыкла. А потом – Анна исчезла. Не скандалом. Не ссором. Просто – перестала быть. Без слов, без объяснений, как будто никакого «мы» никогда и не было. Даниэль долго не показывал виду, но Мария знала: он болел. А она – тоже болела. Только тихо. И глубже. Потому что так не уходят от того, с кем были настоящими.
С тех пор имя Анны звучало редко. И никогда – просто так.
Но сейчас – это была Нина. Подруга. И Мария знала: если та решила заговорить об этом, значит, не просто так.
Она сделала вид, что всё в порядке.
– Ей привет передай, – сказала Мария. Тон был ровный, почти тёплый. Но слишком идеально ровный. Слишком беззубо тёплый.
А потом добавила – уже чуть тише, но без остроты:
– Главное, чтобы тебе было хорошо.
– Конечно, – Нина кивнула. И чуть отвела взгляд. Она знала. Знала, что Мария держит боль под слоем вежливости. И потому старалась не говорить об Анне лишнего.
Но… сегодня – хотелось поделиться. Хоть капельку. Чтобы напомнить: у каждой из них есть свои ниточки, которые связывают и тянут – порой в разные стороны.
– А теперь ты, – сказала Нина, чуть склонив голову. – Леонид. Парк. И…?
Клара даже отодвинулась от стола, с интересом подалась вперёд:
– Ну-ну. Только не вздумай утаить плед! Мы уже знаем, что был.
Мария рассмеялась – с тем самым вздохом, с которым вспоминают нечто неожиданно приятное.
– Ладно. Рассказываю.
Она сделала паузу. И – как будто взяла в руки воспоминание, отряхнула от пыли и положила его на стол между подругами.
– Мы встретились у фонтана. Он пришёл с пакетом. Я, как приличная женщина, подумала: принес бутерброды. А он достаёт оттуда – два пледа. Один – мягкий, в клетку. Другой – однотонный, серый.
– А зачем два? – перебила Клара.
– Слушай дальше, – Мария улыбнулась. – Один – для меня. А второй он аккуратно разложил на скамейку. Сказал: «Вы не должны сидеть на чём попало».
Подруги прыснули со смеху.
– Я уже там почти влюбилась, – продолжила Мария. – А он ещё добавил: «Я уважаю ваш костюм. Даже если он под пальто».
– Ну он вообще… артист, – покачала головой Нина. – И стиль, и текст. Ты уверена, что он не бывший ведущий утренней телепередачи?
– Я уверена, что он просто – воспитанный. А таких, простите, как перчаток в стиле бурлеска: днём с огнём не сыщешь.
– И как вы провели время? – с ноткой настоящего интереса спросила Клара.
– Гуляли. Говорили. Он рассказывал про молодость, про жену. Про внуков. А потом сказал, что дома у него – стоит распечатанная моя фотография со сцены.
– Что?! – вскрикнула Клара. – Он её повесил?
– Пока нет, – хихикнула Мария. – Но если купит магнит с моим лицом и прицепит к холодильнику – я подумаю, что это серьёзно.
Нина смеялась. Но смеялась не просто над шуткой. Она смотрела на Марию с теплом, почти с сестринской гордостью.
– Ты знаешь, – сказала она тихо. – Мне кажется, ты наконец встретила того, кто не боится… тебя. Тебя всю. И с фартуком, и с сценой, и с тишиной.
Мария кивнула.
– Я не знаю, что будет дальше. Но сегодня он сказал: «С вами рядом всё как будто… легче. Даже тишина не пустая».
– Звучит как начало чего-то хорошего, – улыбнулась Клара.
