– Или как окончание одиночества, – добавила Нина.
Мария не ответила. Только взяла кружку, и чай внутри показался теплее.
На столе почти не осталось печенья. В кружках – чай уже стал тёплым, но никто не спешил пить. Смех всё ещё витал в комнате – не как звук, а как состояние.
Нина вытянула ноги вперёд, положив плед на колени.
– Девочки, вы понимаете, что мы устроили себе праздник. Без торта, без свечей, но с чувствами, от которых теплее, чем от любого шампанского.
Клара подкинула:
– И главное – без мужчин, которые лезут советовать, как правильно заворачивать плед.
– Или как не выставлять себя на сцене, – добавила Мария. Обе посмотрели на неё, и они рассмеялись втроём.
Потом Нина взяла кружку и чуть приподняла:
– Давайте поднимем тост. За то, что мы умеем быть. Не женами. Не матерями. Не вечно нужными. А – просто собой. И что этого… достаточно.
– И за то, – сказала Клара, – что даже если всё пошло не так – мы всё равно найдём, где купить новый фартук. С блёстками.
– И за то, – подхватила Мария, – что даже если нас бросили, забыли, не позвонили, мы всё равно выйдем в свет. С платком, с осанкой. И с достоинством.
Чашки коснулись друг друга – негромко. Но достаточно.
Потом – обычные вещи. Сложили салфетки. Клара помогла Марии унести тарелки на кухню, Нина собрала фото. Разговор уже был спокойным, без ярких фраз, но с тем светом, который остаётся после главного.
Клара ушла первой.
– Меня завтра на УЗИ, – сказала она, надевая пальто. – Нет, не радуйтесь. Не беременна. Просто профилактика.
Они засмеялись.
Нина осталась ещё на пару минут. Выходя вместе с Марией в подъезд, задержалась у двери.
– Ты знаешь… – сказала она, чуть повернувшись. – Ты мне всегда казалась сильной. Но сейчас – ты… счастливая.
Мария не ответила сразу. Она смотрела, как фонарь на улице отражается в окне соседнего дома.
– Я просто… разрешила себе быть живой. И знаешь, Нина… Это не страшно. Это – вкусно.
Они обнялись. Тихо. Без слов. И в этом объятии было всё: прожитые годы, несказанные обиды, непрошеные прощения, и главное – любовь. Та, которая не требует доказательств. Потому что уже есть.
Мария закрыла дверь. Осталась наедине с тихой, светлой тишиной. А Нина шла по улице, закутавшись в шарф, и думала о том, что когда у женщины есть подруга – даже тишина в квартире звучит мягче. Потому что где-то рядом смеются две чашки. И ждёт ещё один вечер.
Они всё так же ходили на бурлеск. С перьями, с накидками, с боевым настроением и неизменным термосом с чаем в раздевалке. Мария – с достоинством, отточенной походкой и новой помадой, которая стала её личным талисманом. Нина – с привычной лёгкой сумкой и искренней улыбкой, как у школьницы, которая всё ещё немного боится сцены, но уже знает, что может сиять. Клара – с заявленным девизом «Я женщина, и мне это не надоело». Она честно объяснила домочадцам, что устала быть только их «мамой», «няней» и «дежурной по стирке». Теперь она тоже – участница. Со своими танцами, своими ошибками и своим блеском.
Леонид, поначалу восхищённый, со временем стал… немного ревновать. Он намекал Марии, что, может быть, бурлеск – это уже пройденный этап. Что женщинам с таким светом не стоит так часто выходить в общество – мало ли кто ещё заметит.
Мария слушала. Кивала. Улыбалась. А потом шла на занятие. Потому что она могла быть и любимой, и собой – одновременно.
Нина съездила к Анне. Привезла лак, пирожные и парочку обнимашек. Вернулась довольная и вдохновлённая. Сказала, что теперь точно знает: она ещё кому-то нужна – просто так, без расписаний и обязательств.
